Да, теперь он круглая сирота. Однако его личная трагедия потонула и растворилась в глубине одной огромной трагедии всего советского народа. Военные годы не прошли для Александра бесследно. Он много раз терял боевых товарищей. А уж сколько смертей прошло мимо него и на его глазах, так вообще сосчитать невозможно. Надо просто жить дальше. Жить за отца, за мать, за брата, за сестёр.
Солнце будто только сейчас вспомнило о своём главном предназначении и вылило на плечи ушат зноя. Александр расстегнул верхние пуговицы гимнастёрки. Армейская привычка одеваться строго по уставу въелась в подкорку, но теперь он не солдат. Да, на нём самая обычная гимнастёрка, пилотка, сапоги и галифе. К вещмешку привязана плотно скатанная шинель. Но ещё в госпитале Александр лично спорол с формы все знаки различия. Единственное, что оставил, так это зелённую звёздочку на пилотке.
Такая знакомая, такая родная Кондопога ещё толком не успела оправиться от уличных боёв лета сорок четвёртого года. Стены зданий во многих местах обезображены сколами и язвинами от пуль. По дороге Александр несколько раз прошёлся по засыпанным воронкам то ли от снарядов, то ли от бомб. Опытный глаз следопыта легко срисовал разницу в цвете песка и глины, что привезли из карьера за городом.
На Пролетарской улице Александр без труда нашёл нужный дом. Солидное двухэтажное здание, над крыльцом на длинном флагштоке развивается красное знамя. Слева от двухстворчатых дверей большая самодельная табличка с надписью: «Милиция». Чуть ниже ещё одна поменьше: «РКМ НКВД СССР».
Дежурный милиционер, усатый дядька в синей милицейской форме с двумя белыми полосками младшего сержанта на погонах, проводил Александра до кабинета начальника районной милиции.
– Садитесь, – капитан Давыдов показал на стул возле письменного стола.
Не без опасения Александр опустился на предложенный стул с прямой спинкой. Глаза с интересом разбежались по сторонам. Да и было с чего разбегаться. Кабинет начальника районной милиции поразил напускной роскошью. Стены обклеены цветастыми обоями, высокий платяной шкаф и ряд тёмных резных стульев с высокими спинками. Четыре подвесные полки выделяются вычурной резьбой и пыльной пустотой. И стол, письменный стол с дубовой столешницей, словно самый большой бриллиант в короне Российской империи. И ещё сейф. По левую руку от капитана Давыдова возвышается солидный сейф на квадратных стальных ножках с непонятными надписями то ли на немецком, то ли на финском языке.
Столь откровенно пялиться по сторонам неприлично. Не без труда Александр перевёл взгляд на хозяина кабинета. Капитану Давыдову Сидору Никитичу лет сорок с небольшим, невысокого роста и коренастый. Лицо заметно опалено, давний ожог, возможно, капитан получил его на фронте.
– Ты, это, не думай чего плохого, – капитан Давыдов обвёл рукой кабинет. – Всё это, так сказать, наследство от майора Корпела, финского коменданта Кондопоги. Оккупанты здесь три года сидели. Вот майор и решил, будто будет
