пятнадцать минут. Потом его друг Матьё Берже выбрался следом, чтобы спросить Дидье о чём-то. Дидье сидел на уступе, оперев подбородок на руки, и смотрел вдаль. Дидье, позвал Матьё. Тот не откликнулся. Дидье, слышишь меня? Тот продолжал сидеть. Матьё выбрался из палатки, подошёл к Дидье и положил тому руку на плечо. Симонэ начал заваливаться на сторону. Он был мёртв.
Это называется деградация. Истощение, усталость, вялость – и остановка сердца. Тихая, мирная, аккуратная смерть.
Они сделали ошибку, говорю вам с полной уверенностью. Им следовало сделать ступеньки более равномерными. Спускаться на большие высоты. Аккуратнее распределять акклиматизацию. Но они стремились вверх и заночевали почти на пике дневного подъёма. Чаще всего это не оборачивается трагедией. Но бывает и по-другому.
Вместе с телом Дидье вниз ушли четверо французов и шестеро шерпов. Всего минус одиннадцать. Их осталось тринадцать, и этого вполне хватало.
Руководитель экспедиции, Жан, предлагал остановиться. Он готов был спуститься вниз, потому что винил себя в трагедии, случившейся с его другом. С одним из тех, кто ему доверял. Но его уговорили не сдаваться. Дидье уже ничем не поможешь, а вершина ждёт. У остальных со здоровьем полный порядок – насколько с ним может быть порядок на такой высоте. Келли был совершенно спокоен. Он общался с умершим разве что краткими приветственными кивками и не испытывал по поводу его ухода никаких чувств. Матильда плакала, хотя знала Симонэ всего месяц – они познакомились перед самой экспедицией. Слёзы замерзали на её щеках.
Из-за задержки они прошли мало, после чего решили спуститься в лагерь I, чтобы отдохнуть. Это нужно было сделать сразу после прохождения высоты, на которой они разбили лагерь II. Тогда Симонэ бы, возможно, остался жив. Шёл шестой день. До штурмового лагеря они планировали добраться на восемнадцатый.
Все ходили мрачными, в лагере почти не разговаривали. Келли тоже молчал. Всё равно ему было нечего сказать.
Вернёмся в 1934 год. Как уже упоминалось, шестнадцатого апреля я, вооружённый лишь ледорубом, отправился наверх. Я вышел рано утром, когда мои разгильдяи-шерпы ещё спали. Со мной был мой верный дневник – изготовленный в Японии блокнот с надписью Present Time Book. Я вёл его с двадцать первого марта, с момента въезда в Непал.
Это было трудно, по-настоящему трудно. Я постоянно терял тропу, иногда приходилось обходить трещины, делать огромные крюки, чтобы преодолеть препятствие, на которое я не мог забраться. Всё это – в чудовищных условиях, потому что было холодно, ветер пронзал до самых костей, зрение становилось всё хуже, я начал кашлять, голова болела, не переставая. Хотя я был ещё так низко, до лагеря Ратледжа оставалось порядка двух миль, а в пути я провёл целых пять дней! Несколько раз приходилось спускаться, чтобы найти хоть сколько-нибудь приличное место для установки палатки. В последний день я ставил её почти полтора часа – пальцы не слушались.
Тогда в первый раз на меня обрушилось отчаяние. Я понял,
