что, когда она работала на «телефоне доверия», ей как-то позвонил мужчина, которого уволили с завода «При Галиль»[29], и он не знал, как сообщить об этом жене. Каждое утро он уходил из дома, якобы на работу, с рюкзаком, и торчал в лесу Бирия[30] до вечера.
Она говорила – а я смотрел на нее. Она умела рассказывать. Выдерживать паузы. Жестикулировать. Но за всем, что она говорила, слышался какой-то минорный аккорд. Я подумал: ну а ты чего хотел? Муж погиб на ее глазах несколько дней назад. И еще я подумал: вот этот жест, когда она перебрасывает свои кудри то на одну сторону, то на другую, ей очень идет. И еще: она отлично поладит с Лиори. Лиори будет ее обожать. А потом: ну какое там поладит с Лиори, расслабься.
Во время ужина я почти не разговаривал. Гили тоже. Она все время смотрела на Мор – и было непонятно, что это за взгляд: полный ненависти или любви?
Позже, ночью, я узнал, в чем было дело.
Ошер принес нам матрасы и постельное белье, устроил нас в гостиной. Мор тут же заснула. Я ни разу еще не видел ее лицо неподвижным. Все время была какая-то мимика: вот она слушает, вот она соблазняет, вот размышляет, вот стремится к своей цели… Представить, как она играет всякие драмы на сцене местного молодежного театра, было нетрудно.
Но теперь она спала. На щеке – непослушный локон. Я заправил его ей за ухо. В голове у меня снова заиграла песня «Церкви Разума»: «Ты красивей всего, когда пьяна, не отличаешь добра от зла». Я прижался к ней. Принято говорить: я ощутил тепло ее тела. Но я вдруг ощутил холод ее тела. И вспомнил, что там, на камне, она сказала, что чувствует холод внутри. Я подумал: у нее умер муж. Что она делает тут со мной, вместо того чтобы сидеть шиву? И тут же: а почему это справлять траур нужно обязательно дома? Можно же делать это гуляя. Или путешествуя. Я продел свои руки у нее под мышками и прижал к себе. Но заснуть в таком положении не смог, так что взял телефон и стал делать то, что всегда помогает мне успокоиться, – читать старые сообщения, которые Лиори отправляла мне с Орниного телефона. Много смайликов-сердечек. Мало слов.
И вдруг услышал голос Гили.
Поначалу я уловил только интонацию. Что-то в ней было такое, что заставило меня придвинуться к стене и прислушаться.
Оказалось, что через глинобитные стены хорошо слышно.
– Тебе не кажется, что тут что-то не то? – говорила Гили. – Да, это о ней я тебе рассказывала… Как это она появляется тут с мужчиной, когда… Да, это в ее стиле… Она как уличная кошка… Сперва – руководитель театральной студии… А потом я… А потом она увидела, как Ронен играет на скрипке на фестивале в Акко… Ну, ее муж, который погиб в Боливии… И с тех пор она… Она вообще меня не замечала… А теперь вдруг я «лучшая подруга»… Слушай, тут точно что-то… Что-то не то: муж у нее погиб, а она даже не… Только не говори, что она и тебя очаровала… Да не подлизывайся… Может быть… И что? Все равно концы с концами не сходятся… И вдобавок с мужчиной… Ну и?.. Пожалеть? Чего жалеть-то?.. Ни в коем случае… Завтра утром пусть убирается отсюда.
Обычно я не запоминаю сны. И в том
Лес в Галилее, недалеко от Цфата.
