но отказалась от своей машины и свела личные траты к минимуму. Однако на душе было тяжело и горько.
Она решила пока не разбираться в нюансах своего финансового положения. Для этого будет достаточно времени в понедельник, когда она снова заглянет в банк к мистеру Фаррару.
Кроме того, этим вечером для ее меланхолии были более серьезные личные причины. Она чувствовала себя отчаянно одинокой. В глазах ее родственников и друзей, да и в глазах всего мира, она олицетворяла нечто великое – успех. Ее мысли вернулись к началу пути, и она увидела свой дом на две семьи в Талс-Хилле, себя шестнадцатилетней, только что окончившей муниципальную школу, а далее – робкой маленькой машинисткой в конторах «Твисс и Уордроп», «Хаус фернишинг», «Дак корт», «Хай-Холборн». Кэтрин допустили на этот оптовый склад мишуры, потому что ее отец был знаком с одним из деловых партнеров, а именно с мистером Твиссом, таким же рьяным нонконформистом, как и он сам; и все же она – несмотря на то что была «своей» – вздрагивала от одного слова мистера Твисса и трепетала, когда мистер Уордроп хмурился.
С тех пор ее жизнь изменилась. Теперь она владела «Антикой» на Кинг-стрит и в Сент-Джеймсе, а также на Парк-авеню в Нью-Йорке, славилась своим вкусом и оформительским даром, считалась специалистом по реконструкции эпохи, бижутерии, изобразительному искусству, да и вообще была, возможно, самой известной в мире женщиной-антикваром. Как это случилось? Это случилось, мрачно размышляла она, потому что она сама этого захотела, потому что она твердо решила сделать карьеру, безоглядно жертвуя всем, безжалостно закаляя свое юное робкое сердце невероятными трудностями и беззастенчивостью. Она хотела любой ценой стать кем-то. Что ж, она этого добилась. Она реализовала свои амбиции, но, боже, каким пустым оказалось это ее тщеславие!
У ее локтя зазвонил телефон. Кэтрин машинально, усталым движением подняла трубку, поскольку одним из осложнений ее жизни стала необходимость постоянно пребывать во власти этого устройства.
Это была мать, звонившая из Уимблдона, с уютной виллы, в которой Кэтрин поселила ее пять лет назад.
– Наконец-то, Кэтрин. – В голосе старой миссис Лоример слышались скорбь и долготерпение. – Что ж, на этот раз мне, как ни странно, повезло. Похоже, в эти дни мне никак до тебя не дозвониться. Похоже, у тебя никогда не бывает минутки поговорить со своей бедной старой матерью. Никогда, никогда!
– Разве я не звонила тебе вчера вечером, мама? – набравшись терпения, спросила Кэтрин.
– Ну и что, если и звонила? – раздраженно ответила пожилая леди. – Алло, алло! Ты меня слышишь?
– Да, мама, я тебя слышу.
– Хорошо, тогда не вешай трубку. Мне нужно многое тебе сказать. Просто подожди минутку. Я записала это на клочке бумаги. А теперь, где мои очки? Господи, они на мне! Итак, первое – ты приедешь ко мне на эти выходные с Нэнси и ее новым молодым человеком?
– Да,
