этого и все твои беды, – Шура перегнулся через борт коляски. Придерживая бескозырку, звонко высморкался на мостовую. – Да и всего народа тоже. Оно ведь, короткая память, залог счастья. Если держать в голове все добро, уж подавно все зло, можно свихнутся. Вообразите, братва. Утром зенки открыл, и ни хренашеньки не помнишь что давеча было. И никто ничего не помнит. Начинай сначала! Лафа!
– Так и в чем тут счастье?
– Каждый день как целая жизнь …
Ответ Шуры никто не расслышал. Пролетки, свернув с Большой Пушкинской, остановились у буржуйского дома. Первым выпрыгнул Лёха и громко засвистел. Прохожие на многолюдной улице поначалу замерли. Затем, увидев вооруженных матросов, спешно перебрались на другую сторону или свернули в ближайшие переулки.
– Знай наших, – довольно буркнул Панкрат, наслаждаясь внушаемым обывателям страхом.
Витек, для важности перемотанный пулеметными лентами, достал наган и пнул стволом в пузо кучеру:
– Ждать за углом. Дождетесь – озолотим. Нет – найду и лично порешаю!
Говорил он громко, чтобы и второй «ванька» услышал. Кучер что-то пробухтел, но повел пролетку за угол и остался ждать. Второй пристроился ссади.
– Панкрат, Лука! – позвал Миха. – Остаетесь внизу. Никого не впускать. Начнут булькать шмаляйте.
– Не, Миха, – хищно прошипел Панкрат. – Я наверх пойду. У меня с судейских особый спрос.
Миха выдержал долгий и недобрый взгляд сослуживца. В конце концов ничего не сказав, нырнул в парадную. Остальные, кроме Луки, последовали за ним.
На шум из полуподвала выбежал дворник. Открыл было рот, но разъярённый взгляд Панкрата заставили слова застрять в глотке. Андрюха похлопал мужика па плечу:
– Шел бы ты товарищ. Оно те надо за буржуя впрягаться?
Дворник растерянно кивнул и попятился вниз. Матрос одобрительно хмыкнул, поправил бескозырку и поспешил за братвой. Нагнав на пролете Витька, сказал:
– Здесь останься. За дворницкой пригляди. И Луку подстремай, – он кивнул на окно из которого был виден вход в парадную. Немолодой матрос, снаружи, прикуривал папиросу.
Витек с нетерпением и тоской посмотрел наверх. Но пререкаться не стал. Отошел к окну и полез за папиросой.
Семейство Машкевичей занимало половину второго этажа. Правую. Панкрат забарабанил в резную дубовую дверь. Открыла худосочная баба в белом фартуке. Должно быть горничная. Увидев простые мужицкие рожи, церемониться не стала:
– Чего надо?
Матросы тоже не церемониться. Не говоря ни слова, Панкрат толкнул бабу и прошел внутрь. За ним последовали остальные. Горничная запищала.
– Вы кто такие? Пошли прочь! Люди! Что это делается?
– Рот закрой, – приказал Миха, одарив дуру недобрым взглядом.
Поняв, что самой ей не справится, горничная попыталась выбежать. Миха поймал ее за копну волос и потянул внутрь. Баба снова запищала.
