Джульбарс.Для чуда, для чудовища такого
ни прошлого, ни будущего нет,
лишь вечное блаженство в настоящем.
Но вечно невозможно продолжаться
блаженству
У меня есть враг – семья,
вернее две – два тигропоппотама.
Враждуя, Капулетти и Монтекки
так резво ненавидели друг друга,
что все передрались, перепились,
перееблись, затем переженились.
Меркуцио женился на Тибальде,
Сеньора на кормилице женилась.
Ночной горшок сеньора Капулетти
женился на исподнице Монтекки,
а супница Монтекки вышла замуж
за бронзовый подсвечник Капулетти.
Ха-ха-ха, смешно! Сегодня ночью
он вставит ей претолстую свечу.
А в результате – страшная семья,
чудовищный мой недруг Монтолетти,
всей гидрою – драконом стоголовым,
все эти Капунтекки! Обступили,
испанскими клинками мне грозят.
И в мысль еще совсем не приходило:
меня хотят зарезать, как ягненка,
на площади Вероны у фонтана.
За что вы ненавидите меня?
Мне говорят: «Ты кашлял у стены
и кашлем разбудил собаку нашу.
У нас – глаза орехового цвета,
а ты орехи щелкала вчера».
Мне говорят: «Ты – наша дочь, племянник,
племянница, троюродный кузен,
сестра и брат! Ну разве это не
причина, чтоб тебя возненавидеть?!»
Вы правы все: я – чудище, я – монстр.
Но ты не меньший монстр – семья Контекки.
Родня Молетти – в неопрятной злобе,
ты вся срослась, как новый Лаокоон:
кормилица, но с головой Бенволио,
Тибальд, но с бородою фра Лоренцо,
Меркуцио с турнюром Розалины,
а у тщедушного Монтекки – грудь
и томный голос мамы Капулетти:
«О-о мадонна бедное дитя!»
Все прыгают, визжат и шпаги тычут.
Жабо, лохмотья, ржавые колеты,
смешливые глаза, гнилые зубы,
сквозь жирный грим бездарные гримасы,
грифоны, львы, знамена цеховые —
блевотиной, цветами разложенья
воняет эта рыжая парча.
За что? – За то! Им ведомо за что,
за то, что их слепили кое-как,
за то, что душу в глину не вдохнули —
забыл вдохнуть забывчивый Создатель
и глиняные толстые обрубки
по улицам Вероны разбросал.
Да что – обрубки! кажется, клинки
кинжалы всюду прыгают – не люди!
Словами ранят, мыслью убивают.
Здесь обоюдоостро слово «здравствуй»,
а слово «ласка» сизое как сталь.
Не я – себя! меня, меня убили.
В клоаки моя изорвана рубаха.
Смотрите все: на теле сорок ран.
И здесь. И тут. И Кассир. И Брут.
Любая бездарь воет: «Аве Цезарь!»
И тычут прямо в раны будто дети:
«Нет повести печальнее на свете».
БЕДНЫЙ ЙОРИК
(почти диалог)
