взметая копытами песок, быстро перебирая ногами.
– Ха! – Спивак натянул поводья.
Берта остановилась и замерла на месте, как вкопанная. Ноздри её трепетали.
– Сядете на лошадь, ваше святейшество? Эта спокойнее.
Митрополит отмахнулся.
– Езжай, прокатись. Я на лавочке посижу. Люблю лошадей, запах конюшни… Не те уже годы, чтобы верхом скакать – можно что-нибудь растрясти.
Глава отколовшейся церкви сел на лавочку у стены конюшни, не замечая, как летит время. Он сидел и думал о том, что день прошел. Целый день. Ещё один день. Кажется, все вошло в колею. Те, кому надо, сидят за решеткой. Всех несогласных вон попросили…
Много лет назад, будучи студентом Киевской духовной семинарии, он пристрастился к игре на конных скачках. Хорошо помнит ощущение первого крупного выигрыша. Бесстрастные пальцы кассирши легко отсчитали толстую пачку денег. Выигрыш был большим. Он ставил на незнакомую темную лошадь, и она пришла первой к финишу. Чисто случайно он стал обладателем большой суммы денег.
Часть её он отправил родителям, на остальные продолжил игру. Лошадей выбирал по цвету – всегда ставил на самую темную. Знал наизусть все конюшни. Дни, когда на ипподроме проводились скачки, были шумные, выматывающие…
Это был Киев, столица, но никаких развлекательных или увеселительных заведений он не помнил – только ипподром. Даже имена сокурсников и наставников-преподавателей так не врезались в память, как клички чемпионов скачек.
Почему он вспомнил об игре – из-за денег или лошадей?
Мысль с трудом пробивалась сквозь навалившуюся сонливость.
Митрополит прилег. В таком положении мысль поменялась.
Он подумал о том, о чем часто думал с усмешкой – о своей профессии. Странная, не производящая ничего, даже радости. Только лошади – услада души. Всю жизнь он ломает голову – для чего лошади дан природой быстрый бег?
Теперь он патриарх православной церкви всея Руси Украины – надо бы о другом думать. Митрополит старался отогнать неожиданно появившуюся теплоту какого-то странного тщеславия – то, чего он раньше стеснялся. Сам Зеленский целует ему руку. И это, оказывается, так приятно. Горькое и сладостное открытие – да-да, он такой, пусть считают, что это плохо, но он счастлив этим и другого ему не надо. Тщеславие его накрыло. Глупо, по-детски…
Но разве вся его жизнь не ребячество? Эти скачки, игра…
Что заставляет его, девяностолетнего старика, вспоминать сейчас сладостное ощущение мчатся верхом на лошади?
Где-то в конюшне работало радио.
До слуха митрополита донеслось:
– Сегодня в Киеве террористы российского ФСБ совершили несколько покушений на ряд служащих государственного аппарата.
Блаженная улыбка главного раскольника Православия пропала.
Что творится? Что творится? Куда Бог смотрит?
Митрополит закрыл глаза, и оказалось, что навсегда.
Вернувшийся с проездки Гектор
