немедленно усадил ее на диван и, присев рядом, взял за руку.
– Рассказывай, что за сюрприз ты мне приготовила.
– Подожди, дай я умоюсь и переоденусь, ладно? – высвободив руку Инга скрылась в ванной, и пока она там возилась, в сердце Воскобейникова почему-то росло и росло ощущение приближающейся беды.
– Андрей, – наконец вернувшись на свое место рядом с ним, сказала она, – Андрюшенька, дорогой мой, только послушай и не волнуйся. Помнишь, за что мы сейчас пили у Виктории?
Он прижал к лицу ее руки, и в его устремленном на нее взгляде читалась смертельная мука, но Инга никогда не умела читать в глазах мужа, поэтому лишь безмятежно улыбалась ему – нежно и весело.
– Когда ты так говоришь со мной, я забываю обо всем на свете, – голос его дрогнул. – Напомни мне, пожалуйста, за что мы пили у Виктории.
– За исполнение желаний. Знаешь, Андрей, ведь я уже столько лет прохожу лечение, и я подумала… Короче, я хочу ребенка. Я думаю, теперь у меня все будет нормально.
– Подожди, родная, это все не так скоро, нужно…
– Андрюша, – перебила она его, – Андрюшенька, ты не понял, родной мой – я вытащила спираль.
– Нет… как это – вытащила? Кто тебе ее вытащил – Людмила?
– Нет, я пошла в платную поликлинику. Еще в ноябре – я решила, что… Короче, я вчера еще поняла, что опять беременна. Уже с середины или начала декабря, я думаю. Меня подташнивает, и у меня задержка уже три дня.
– Нет! – хриплым криком вырвалось из его горла, но он тут же постарался взять себя в руки. – Родная, ты еще не можешь знать точно.
– Нет, Андрюшенька, я уже знаю точно – чувствую! Я вот еще что хотела тебя просить: хочу посоветоваться с этой твоей знакомой – Ревеккой Савельевной.
– Ни в коем случае! – он поднялся и заходил по комнате. – Наш роддом сейчас перешел в ведомственное подчинение, у нас прекрасное оборудование, замечательные врачи, там Людмила с ее золотыми руками. Зачем тебе к кому-то обращаться на стороне?
Инга, чувствуя тревогу мужа, но не понимая ее причины, смотрела на него с недоумением.
– Но, Андрей, ведь это она мне рекомендовала лечение, делала анализы – ну… тогда. Почему ты не хочешь?
– Потому что… потому что я работаю в партийном аппарате, и любой контакт с Сигалевич может вызвать у меня крупные неприятности, ясно? Они уже несколько лет назад подали документы на выезд в Израиль и… короче, сама понимаешь, что все это значит.
Печально поникнув, Инга опустила глаза.
– Да, – вздохнула она, – теперь понятно. Жалость какая, да? Почему это все евреи стараются уехать? Разве здесь им плохо?
Воскобейников обрадовался возможности избежать опасной темы и начал словоохотливо объяснять:
– Это исторически сложилось. Понимаешь, после революции у нас было полное равенство, но во время войны они показали себя не лучшим образом, и поэтому отношение общества к ним изменилось.
– Да?
