водой, пока не надоело, а когда одевался, с кухни донеслись голоса.
– Молоко ничего не чувствует, – говорила Мэгги.
– Почему? – пропищал кто-то еще более юным голосом.
– Потому что оно неодушевленное, – бодро объяснила Мэгги.
– А… – Пауза. – Но оно шевелится!
– Это я его пошевелила, – сказала Мэгги. – А потом оно какое-то время плещется.
– Почему?
– Думаю, из-за силы тяжести, – предположила Мэгги. – Или энирции.
– Ты имеешь в виду инерцию? – спросил тоненький голос.
– Не исключено, – самым серьезным тоном подтвердила Мэгги.
– Откуда ты знаешь?
– Когда тебе исполнится десять лет, ты тоже много чего узнаешь, – сообщила Мэгги.
– Почему?
В этот момент я вошел в нашу кухоньку, где облаченная в пижаму Мэгги наводила беспорядок – в этом ей заботливо помогали Мыш и резная деревянная черепушка, в чьих глазницах тусклыми угольями неземного пожара светились крошечные зеленые огни. На столешнице громоздилась примерно половина наших продуктовых запасов, извлеченных из кладовки.
Я посмотрел на Томаса. Он сидел за столом с кружкой кофе, а вторую кружку налил для меня. Забирая ее, я шепнул:
– Тебе не пришло в голову, что пора бы вмешаться в процесс готовки?
– Не припомню всего, что приходило мне в голову за сто лет, проведенных тобою в ванной, – не задержался он с ответом.
– Как она? – спросил я тише прежнего.
– Вроде бы неплохо, – ответил он таким же тоном. – Мы обменялись пожеланиями доброго утра, пересеклись взглядами, и мне показалось, что она вполне довольна. А еще она спросила, буду ли я оладьи.
– И ты ответил, что будешь?
– Гарри, будь реалистом. Кто откажется от тарелки оладий, если кто-нибудь приготовит их специально для нас? Просто мы уже взрослые, вот и не хотим этого признавать.
С такой логикой не поспоришь, поэтому я отхлебнул кофе. Брат сделал то же самое.
– Планируешь ее остановить?
Прежде чем ответить, я насладился первым глотком кофе. В моем понимании этот напиток – само совершенство.
– Пожалуй, правильнее будет посмотреть, что у нее получится.
С этими словами я забрал кружку, переместился к столешнице и услышал, что Томас следует за мной. Как только я оказался в поле зрения деревянной черепушки, она стрельнула на меня глазами и с гордостью объявила:
– Оладьи неодушевленные!
– Совершенно верно, – подтвердил я.
Она… Скажем так: пусть лучше Бонни обитает в деревянной черепушке, а не в моей. Возникнув у меня в сознании, этот дух интеллекта так разросся, причем в самые кратчайшие сроки, что ему – а точнее, ей – стало тесно. Мы сумели успешно пересадить ее из моей головы в специально подготовленный резной деревянный череп. С тех пор мы учим эту малютку уму-разуму, отвечая на бесконечный поток вопросов.
