округлость ее ждущих моих рук ягодиц.
Словно она так и желала сказать – наконец-то мы одни! Там, в подлунном мире, обязательно находился какой-нибудь рыжий, веснушчатый толстяк или вытянутая шпала, чтобы нам помешать. А здесь я мог сделать со ней все, что только пожелаю – за кусочек маны, конечно же, а как еще? Она ж меня терзать явилась.
Я не поддавался на чары краснокожей плутовки.
– Я пришла проверить, что здесь с моей будущей игрушкой. Как он, жив ли еще? Люди, когда попадают в мою игрушечную коробку, становятся сразу же скучными – не такими, как живые.
Она легла на бок, запрокинув ногу. Когтистый палец побежал по линии промежности, словно указывая, где следует быть моему взгляду. А лучше и кое-чему другому…
– Вижу, ты умудрился вляпаться. Едва ли не на ровном месте. Гмуры редко взывают к своим Богам, но тебя угораздило выбрать момент.
– А кто их боги? – Я почувствовал себя идиотом. Как будто бы мне на самом деле больше не о чем спросить. Биска повела плечами.
– Кто ж их знает? Я никогда не задавалась вопросом выслушивать в их бессвязном бормотании хоть что-то понятное. Наверно, выдуманный друг.
Она сладко зажмурилась, чуть отдернув тряпицу с промежности, принялась массировать половые губы. Только и ждущие ласки, они набухли, а я ощущал, как сквозь усталость, слабость и прочее меня начинает тянуть к дьяволице. Пусть скромные, но прелести Биски магнитом притягивали взгляд.
– Что они, что вы – почти одинаковые. Узрели фокус – и готовы бить лбом пол, принимая безделицу за могущество. Не получилось что-то – и вам уже нужны некто, на чьи плечи можно возложить вину за собственную неудачливость. Разве не так?
Не так. Я бы точно не стал звать ту сферу проклятия, что бушевала над нашими головами, безделицей.
Дьяволица выдохнула, прочитав мои мысли, но возразить не успела – сквозь пелену мрака наших ушей коснулся тихий, почти сдавленный девичий крик.
Я рванул назад, забыв о боли в ногах и прежней усталости. Что-то случилось, кричала внутри меня тревога, не забывая щедро удобрять душу ядом обвинений. Что-то случилось, а тебя опять не было рядом с дорогими тебе людьми. Есть что сказать в свое оправдание?
Мне сказать было нечего.
Я почуял себя почти что голым – когда же научусь, прежде чем вставать и брести к бесполезному, озаботиться тем, чтобы сунуть за пояс хоть какой завалящий клинок?
Девчонке, успевшей натянуть на себя камзол Кондратьича, это первым и пришло в голову. Выставив перед собой клинок, она жадно, дрожа губами, смотрела на старика. На лице – гримаса глупого, детского, должного пугать оскала. Старый солдат стоял перед ней чуть подняв руки и на полусогнутых. Не знаю, что здесь случилось, но старик явно был недоволен, что хоть кому-то удалось застать его врасплох.
– Вы не понимаете! – У нее был красивый, мягкий и почти бархатный голос. С таким можно было бы стать хорошей певицей.
Мое появление не прошло без внимания – легендарный
