товарищ родительница, надо принимать уже сейчас. Вам любой врач скажет, у левшей полушария мозга развиваются иначе. Вы же не хотите, чтобы ваша дочь стала совсем дефективной?
Татьяна похолодела.
– Девчонкам-то еще ничего, а вот для армии левша – беда, – хрипло изрек от окна Павел Кузьмич, за спиной и над головой которого плыли облака, похожие на паруса Гулливерова корабля.
Все посмотрели на него с немым вопросом.
– Затвор-то в автомате где? – пояснил он, демонстрируя обеими руками воображаемый автомат. – Справа. А если призывник левша, гильзы куда при стрельбе летят? В лицо бойцу, вот куда. К строевой негоден. Кому он такой нужен?
Лушке тогда стало страшно. Вдруг война, и придется идти в партизаны, как Зоя Космодемьянская, а бесполезная дефективная Лушка даже стрелять не сможет! В классе висела картина: девушка с автоматом зимой скрывается от гитлеровцев за избами. Лушка заплакала. У матери голос дрожал, она заикалась.
– Она переучится, товарищи учителя… Клар Петровна. Обязательно переучится. И отец возьмется, и я… Умрем, а переучим. Слышь, Луш?
Клара Петровна смотрела одновременно брезгливо и печально.
– Что скажешь, Речная?
– Пере…учусь, я переучусь! – всхлипывая всем своим тощеньким форменным платьем и борясь с предательски вытекающей соплей, заверила Лушка.
– Бедная ты моя, – сказала мать и, когда они были за воротами школы и видеть их из окон уже не могли, быстро наклонившись, поцеловала Лушку в голову, чего почти никогда не делала.
А дома, на кухне, стала учить дочь самому главному: чистить картошку правой рукой. Уже десятая, наверное, идеально голенькая картошка – как же молниеносно чистила их мамка! – бултыхалась в кастрюлю с холодной водой, а Лушка все мучилась с одной.
– Ты не спеши, мышонок. Медленнее, вот так, видишь? Смотри, не порежься.
Наконец, Лушка не вынесла своей неумелости, слезы застлали ей глаза, нож сорвался, и она все-таки порезала руку ножом с налипшим на него черноземом. Мать испугалась, вскрикнула, замельтешила. Ее вдруг ни с того ни с сего охватила паника, что Лушка может от этого умереть. Как будто в Советском Союзе дети когда-нибудь умирают! Потом они ехали на трамвае в поликлинику, делать прививку от столбняка, и в кабинете, пахнущем лекарствами, Лушку кололи здоровенной иглой, насаженной на тяжелый стеклянный шприц, очень больно.
После прививки Лушка всю ночь не спала и думала о Зое Космодемьянской, которая никогда не приняла бы ее в партизанский отряд. Она ведь не только из автомата не сможет, картошку-то чистить и то по-человечески не сумеет, а две эти вещи – самое главное в партизанском отряде.
Лушка люто возненавидела свою левую руку. И когда мать ушла на работу, включила газ и сунула негодяйку в огонь. Правда, сразу отдернула, но волдырь посреди ладони получился огромный, как будто она несла воздушный
