пор не дал о себе знать Роман. Всё-таки мое состояние было немного экстатическим, когда я так от него хоть чего-нибудь ждала. Столь сильная уверенность в том, в чем уверенным быть зыбко, в мистике, все ж немного странна. Вне сомнения, Роман, с его невозможным звериным чутьем на всё, что ему дорого, мог бы почуять беду. Но мог бы и не почуять, как ничего не ощутила я, увлеченная своим переводом. Это лишь нервы, особо тревожиться не о чем, да и по правде сказать – за Романа тревожиться по определению нелепо. Он мгновенно рассчитывает любую опасность, тем паче, с тех сентябрьских ид он стал опытнее и старше. Но отчего-то мне по-прежнему не по себе.
– Прости, Нелли.
– Всё хорошо, Мишенька.
Я в самом деле отогревалась под дружеским Мишиным взглядом, в уютных кухонных стенах. Стены эти, как больше, чем десять лет назад, когда мы с Романом ждали в них судьбоносных известий то из Америки, то из Франции, остались неизменными. В студенчестве я собственными руками, дабы сделать сюрприз отцу, оклеила их олефиновыми обоями в охотничье-лубочном стиле: фигурки в сепии, обрамленные гирляндами неведомой ботаникам листвы. На них красуются бравые егери в залихватских шляпах, бегают собаки, трубят рожки, а главное – вышагивают глухари, вдвое превышающие размером и охотников, и собак. Глухари-то меня и восхитили, предрешив затею. И что же отец? Сказал, что де «у глухарей неправильно нарисованы ноги». Ох, я тогда и обиделась. А вот же, до сих пор родители ничего не поменяли.
– Скоро ждёшь Брюса?
– Ну откуда смиренной колыванской жене знать сроки?
Миша фыркнул в чашку. Эту нашу домашнюю шутку он знал. Именно так, перелицевав заглавие известного классического рассказа, я себя именовала примерно год после рождения Пети. И не без причин. Роман впрямь поставил меня перед свершившимся фактом, провернув дело тайком. Я бурно гневалась, он, предовольный, только смеялся. Помирились мы, конечно, скоро. В конце концов, мальчик вырастет и важное в своей жизни всё одно решать будет сам.
– Ты позволишь?
– Только если поделишься.
Миша, щелкнув набитым его излюбленными самокрутками портсигаром, разумеется, ничего не сказал.
– Это только до возвращения Романа, – ответила на незаданный вопрос я, отворяя кухонный комод в поисках хотя бы огарка свечи. – Проявление слабости, знаю. И долго себе распускаться не позволю. Наташино правило было: ничего не делать с горя.
На этой благоразумной тираде я с удовольствием затянулась дымом.
– Так и не успел тебя поблагодарить за книгу. А прочел, между тем, с превеликим удовольствием. Очень неожиданно после «Хранителя Анка», хотя и там ведь звучали древнеегипетские мотивы. Даже в названии. Но там Египет идет обертоном.
– Расскажи уж расскажи, как понравилось. Не упуская подробностей.
– Известный риск, полагаю, ты понимала.
