увяло и состарилось.
Перестав быть единой плотью, мы с Екатериной окончательно стали чужими людьми, потому что душою мы всегда были чужими. Пусть Господь рассудит, кто из нас прав, кто виноват, но клянусь всеми святыми, дальнейшая супружеская жизнь с Екатериной для меня невозможна! Если бы моя супруга была только сварлива, капризна, плаксива и переменчива, я бы легко всё это вытерпел: есть ли на свете женщина, которая была бы лишена этих недостатков? Что делать, такими женщин создал Бог! Но Екатерина, помимо всего прочего, пытается возвыситься надо мной, сделать из меня покорного исполнителя ее воли и взять в свои руки управление моим королевством. Она распускает сплетни обо мне, ведет интриги и составляет заговоры против меня. Во имя чего я должен терпеть такую жену?
А эта… – король снова посмотрел на портрет. – Как она хороша: живой взгляд, милое доброе лицо, очарование молодости и красоты! Представляю, какое стройное у нее тело, какие восхитительные формы… Ну, не будем об этом, слишком волнительно… К дьяволу все политические расчеты, я хочу жениться на ней, – и я на ней женюсь!
Более трехсот человек выехали ранним утром на королевскую охоту. Кроме господ, приглашенных королем, и пожелавших сопровождать их дам, кроме загонщиков и егерей, в состав охотничьей компании входили многочисленные слуги, которые должны были обслуживать пикник, повара, чтобы порадовать благородное общество вкусным и обильным обедом, а также музыканты и актеры, призванные увеселять короля и его гостей.
Длинная процессия проехала через сонный город и направилась к обширному лесу, находившемуся в двух часах езды от Лондона. Луга, поля и огороды были скрыты белесым туманом, сырым и зябким, наполненным запахами мокрой травы, земли и дыма, поднимающегося из печных труб, – последние дни осени были коротки и быстротечны, поэтому поселяне вставали перед рассветом, чтобы закончить полевые работы уходящего года.
Не привыкшие рано просыпаться придворные дремали в повозках и седлах своих лошадей; дамы дрожали от холода и кутались в меховые плащи. Не было слышно ни разговоров, ни шуток, ни смеха, обычных для большого общества, – лишь стук колес повозок, цоканье подков лошадей и бряцание плохо уложенной поклажи нарушали утреннюю тишину.
Но когда кавалькада приблизилась к лесу, солнце уже поднялось над деревьями, и туман начал быстро рассеиваться. На багряных, оранжевых, желто-зеленых листьях деревьев засверкали капли росы; сначала робко и неуверенно, а потом все громче запели птицы; прозрачный осенний воздух, пронизанный солнечными лучами, чуть дрожал, переливаясь золотистыми оттенками пышного увядания природы.
Охотники оживились и с веселым шумом подъехали к большой поляне, на которой было решено разбить походный лагерь.
– Богиня Флора прекрасна даже во время своего угасания… Да, но Венера всегда молода!.. А Купидон – и вовсе мальчишка, – переговаривались кавалеры.
Дамы, улыбаясь им, успевали шептаться между собой:
– Природа,
