себя по-настоящему взрослой – после стольких лет обучения.
Она повернула голову направо и увидела огромное, глядящее на причал десятками окон белое здание с небесного цвета куполом. Именно там Асин сидела за длинным столом, ерзала и пыталась достать своими маленькими ногами до пола, в то время как от нее требовали не менее десятка раз написать одну и ту же букву и извиниться за свое поведение. И все-таки она была благодарна единственному на Первом училищу. Ведь оно открыло ей путь к мечте. И почти подарило крылья.
– Эй, Ханна! – раздалось рядом, и Асин не сразу поняла, что обращаются к ней.
Второе имя она получила недавно. Его Асин подарил директор, когда вручал две бумажки, дающие право на небо, – об окончании обучения и о прохождении специальной подготовки. Он сказал, что она легкая, точно перо, – и это, безусловно, было хорошо. И, как перо, ведомая, летящая туда, куда подует ветер, – на что она чуть не обиделась. Второе имя никогда не дарил родной человек – ведь лишь тот, кто видит со стороны, может судить непредвзято и быть искренним. Или оскорбить – и так, что не отмоешься.
– Что стоишь с открытым ртом, булка? – Ей на голову опустилась широкая ладонь с длинными, похожими на паучьи лапы, пальцами и растрепала и без того торчащие в разные стороны волосы.
Лишь один человек считал, что слово «булка» описывает Асин куда ярче второго имени. И каждый раз, когда оно звучало упавшим в воду камнем, она хмурилась, но не слишком злилась. Вот и сейчас – только сдвинула брови и сжала губы.
– Я не стою. – Асин надулась и попыталась сжаться, стать менее заметной, только бы ее побыстрее оставили наедине с мечтами о завтрашнем дне.
Но чуда не случилось. Вместо этого ее бесцеремонно обхватили рукой за шею и резким движением прижали к груди, тощей и впалой. Асин зачем-то ощупала ее пальцами и услышала в ответ довольный смешок.
– Тебе совсем нечего делать? – спросила она и тут же почувствовала макушкой теплое дыхание.
Он был высоким, выше нее на голову, с криво обстриженными волосами цвета красной глины, усталыми темными глазами и бледными щеками, по которым рассыпались, как крупа из мешка, веснушки. «Его любит солнце», – иногда мечтательно говорили о нем девушки. «Хоть кто-то его любит», – думала про себя Асин. А еще у него было длинное пустое имя, которое она не встречала даже на страницах любимых древних книг.
Вальдекриз.
Оно казалось Асин настолько чуждым этому миру, что первые месяцы обучения она называла его просто «ты». И поначалу думала, что этот юноша в драных штанах и рубашке с оторванными рукавами не сильно старше нее. Хотя тогда разница даже в пять лет казалась ей пропастью, сейчас же – расселиной, которую вполне можно преодолеть. Но и это не помогло ей проявить хоть каплю уважения, которому учил папа, и обратиться к Вальдекризу, как подобало
