Рысев. Я мог бы удавить тебя прямо здесь, и ты это прекрасно знаешь. Но мне не хочется проливать твою поганую кровь в стенах этого почтенного заведения. Вставай, падаль! Дерись, как…
Я не дал ему договорить. Эфемерное зрение сразу же указало мне всю гамму переполнявших его чувств. Он подавился, кашлянул, когда я узлом завязал его ярость, заставил ей же поперхнуться. Ятаган сам лег мне в руку – оружие чужое, неудобное для рук – Валерьевна не учила таким выписывать кренделя.
Мы схлестнулись в яростной атаке – кортик противника прочертил полосу в воздухе, тотчас же отмерил защитный символ, норовя вот-вот вывести его в имя будущей атаки – видать, Орлов не так уж и плохо усвоил прежние уроки.
Я почти что читал каждое его движение, видел, что он будет делать дальше. Ясночтение слилось в экстазе с зрением, что даровала мне Лиллит: переплетение чувств указывали едва ли не на то, в какую сторону он будет бить.
Орлов оказался более непредсказуем – словно распознав после первых неудачных ударов, что я вижу все, резко сменил тактику. Думал об одном, делал совершенно другое. Кто бы мог подумать, что он окажется столь хорошо обучаемым?
Я схватил его же собственные чувства связующими нитями, перехватил ятаган, во второй скомкал сумбур – ударил сначала клинком, заставив мажорчика открыться, лишь после опустил на его открывшееся передо мной плечо сумбур.
Мана взорвалась в нем единым потоком. Ударила прямо в голову – не выдержав, Орлов попятился, кровь брызнула из носа.
– Что за… поганец! – Он ярился с каждой секундой, не зная и не желая знать хоть что-то про внутреннее равновесие. Карьеру он точно выбрал правильную – такие, как он, всегда и в первую очередь хотят мчаться с шашкой наголо и вперед. Не оборачиваясь.
Он жаждал взять меня с наскока – едва восстановившись, вновь оказавшись на ногах, он бросился в яростную атаку. Кортик в его руках выписывал кренделя, пробуя на вкус мою кривую до безобразия защиту. Тяжелые кандалы стали стократно легче после того, как полная полоска маны Орлова соизволила похудеть под воздействием сумбура – словно чуя, что запас сил теперь не столь огромен, сын судьи пользовался своими умениями экономней.
Цепь, проламывая пол, вырвалась прямо из-под земли. Защелка наручника едва не застегнулась на моем запястье – я нырнул в сторону в самый последний момент. Перекатился, встретил его напор ответным ударом, рывком толкнул от себя прочь. Вскакивая, тут же засадил мерзавцу ногой в живот. Заставил согнуться пополам – клинок из его рук тотчас же заскользил по плитам пола. Пытаясь восстановить дыхание, Орлов бухнулся на пятую точку, опрокинул все, что стояла на столе, схватившись за скатерть.
В ушах повис звон бьющейся посуды. Не помня самого себя, впав в жидкий, неизбывный азарт, я занес тяжесть турецкого ятагана над собой, собираясь обрушить его на голову несчастного.
«Мы не желаем того, чтобы в стенах этого заведения проливалась кровь» – слова Николаевича сами всплыли в голове, подарив мажорчику так нужную ему секунду.
