Жить-то всем хочется. Да и ерунды с пальбой на сегодня всем хватило, вон, как народ напуган…
Он лежал на расстеленной на песке куртке и бездумно таращился в небо. Общий митинг уже полчаса как закончился, до назначенного Совета оставалось ещё столько же, а сейчас можно было урвать минутку отдыха – чуть ли не первую за весь этот сумасшедший день. Говорить не хотелось; не хотелось даже думать. По небу ползли две луны; рисунок созвездий, понятное дело, не имел ничего общего с земным, привычным. Млечный Путь, правда, присутствовал – ярко-белая полоса, перерезающая небо под непривычным углом. Вспомнилось, что Простева, вроде, говорила, что эта планетная система несколько ближе к центру Галактики, чем наша, Солнечная… или он что-то напутал?
– Жить – да, хочется. – ответил Леонид. – Только знаешь, Валерка, мне вот до сих пор кажется, что утром я проснусь и примусь припоминать – что за сон такой мне приснился? А потом кинусь звонить тебе и рассказывать…
– Ни фига. Не кинешься. На пары в институт ты поскачешь, и так всё время опаздываешь…
Валерьян осторожно переменил позу – кобура врезалась в бок и мешала удобно лежать. Вот, кстати, ещё одно свидетельство реальности происходящего – до сих пор он не слыхал о снах, в которых что-то впивается в бок. Или слыхал? Да, если простыня собьется комком под боком – снятся кошмары, и утром просыпаешься разбитым. Но во сне ведь нельзя убрать этот комок, верно? Валерьян вытащил из-под бока кобуру и пристроил её под голову. По идее, вот сейчас кошмары и должны прекратиться. Или ему просто не хочется, чтобы они прекращались?
Из-за зданий интерната и УПК, смутно чернеющих вдалеке, из полосы леса, вплотную подступавшего к ангарам, раздался протяжный, скрипучий вой. Валентин вскочил, как подброшенный – Леонид уже стоял с пистолетом в руке. Капли пота блестели в свете двух лун, рука с оружием крупно дрожала. Вой повторился – и ещё, и ещё… потом неведомому зверю ответил родственник, совсем с другой стороны – и поехало. Двойная луна катилась с небес, а неизвестные твари сопровождали их неспешное движение нарастающим хором. После каждой рулады Валерьяна пробирало, словно миллионы жгучих мурашей когтили тело вдоль нервных стволов…
– Жуть… – прошептал Леонид. – Слушай, может, пошли к координатору, пусть он нам тоже автоматы даст? А то зверькам с таким громким голосом наши пистолетики будут вроде трубочек с жёваной бумагой…
– Есть такая тварюшка – лягушка-бык. – подумав, ответил Валерьян. – Здоровая такая, раза в два больше жабы. И звуки издаёт такие громкие, что не отличишь от мычания буйвола. Я сам не слышал, но читал, что когда такие лягушко-быки устраивают хор, то кажется, будто на тебя прёт целое стадо…
– Ты и правда веришь, что это местные лягушки? – осведомился Крапивко. Пистолет он не убрал; руки, правда, больше не дрожали, но Леонид всё равно нервно озирался по сторонам. Народ повылезал из палаток – разумеется, те, кто успел их поставить, – и неуверенно сползался к интернату. Пробежал Голубев, за ним – то ли трое Котят
