не знаю, а рыбалки почему нет, рыбалка есть, тут речка недалеко, я не пойду, ноги слабые, а ты сходи.
Фото 9
Я сходил и за полем, за пригорком и рощицей обнаружил, действительно, речку. Тихую, заросшую кустарником и редкими деревьями, красивую, тут можно хорошо посидеть и задуматься (фото 10), если, конечно, убрать за собой следы пребывания тех, кто уже тут сидел и задумывался в хорошей, судя по всему, компании (фото 11).
Я не хочу, чтобы у сына было так же – то есть некуда вернуться, нет места с воспоминаниями детства и юности, нет тяги туда, нет связи, нити, что тут еще говорить, и так понятно.
Я возвращался к метро, но подумал, что нечестно будет отделаться прогулкой вдоль шоссе, есть тут и дворы, и закоулки, надо бы свернуть и посмотреть, что там.
Придумать себе обязанность и тут же стать ее должником, это я умею.
И свернул, и пошел в глубь микрорайона.
Ничего, жить можно. Даже уютно, пожалуй. Здесь время идет иначе и даже погода другая: у шоссе давно уже сухо после утреннего дождя, а здесь хранится влага, ласково поблескивают лужицы, все свежо, тенисто и сквозь тень солнечно (фото 12).
Фото 10
Фото 11
Я шел и шел, везде были одинаковые дворы, обросшие деревьями и заставленные машинами. Если и попадалось что-то приметное, то характера скорее юмористического – например, пентхаус на вершине безобразного дома (фото 13).
Хотя, возможно, это так называемый технический этаж.
Я вспомнил об одной из своих фантазий: в доме, который когда-нибудь построю, обязательно будет комната со стеклянным потолком. И когда стемнеет, мы будем лежать с Митей на диване, глазеть в небо – можно без всякой оптики, простыми глазами, и я буду говорить ему:
– Это Большая Медведица. А это…
Кроме Медведицы я и сам ничего не помню.
Но не в названиях дело. Можно созерцать и рассуждать, есть ли там жизнь, а если есть, какая она, как выглядят разумные существа.
– У них, может, не руки, а щупальца, – скажет Митя.
– Не исключено.
– И едят не ротом, а ухом, – развеселится Митя.
– Или попой, – скажу я.
– Точно! – он хохочет и катается по дивану.
– А есть, я читал, – говорю я зловещим голосом, – такие длинные земляные черви, они вообще ничем не едят. У них даже желудка нет. Они просто впитывают в себя то, что вокруг.
Вера входит, слышит и говорит:
– Какая гадость!
– Нормально, мам! – кричит Митя. – Мы тоже так будем! Лежать и впитывать.
– Вы этим и так занимаетесь, – говорит Вера.
И ложится вместе с нами, посредине, обнимает нас, и мы вместе смотрим на звезды.
Я шел и шел, неизвестно на что надеясь, и вдруг увидел впереди дом, который чем-то отличался от других. Что-то в нем было
