молчал. Видимо, думал, стоит или не стоит давать адрес.
– Да не бойся ты! Я потихоньку вызову его…
– Запоминай, – сказал Трошин и назвал адрес.
– Ух! – облегченно выдохнул Алеша, положив трубку. – Надул!
Он подождал Свету. Вышла она из ванной посвежевшая, румяная, повеселевшая немного, но по-прежнему смущенная. Отчаяние от безысходности в ее душе поменялось на тревогу за будущее и на нежность к Алеше, так быстро и легко решившего ее и свою судьбу. Легкость пугала, от этого и была тревога. Но лучшего для себя выхода Света не видела. Возврата к матери быть не могло. В Куйбышев, в Воркуту, куда угодно, только бы подальше от нее.
– Света, мне нужно на полчасика отлучиться, – сказал Алеша, но, увидев ее помрачневшее лицо, взглянул на мать, вышедшую к ним из комнаты, и передумал: – Нет, мы вместе поедем!
Он вошел в комнату к отцу. Василий Гаврилович сидел у стола, облокотившись и обхватив ладонью лоб, думал. На шаги сына обернулся. Алеша приобнял его за плечи:
– Пап, не грусти! У меня хорошо все складывается!
– Я вижу! – вздохнул Василий Гаврилович и пощелкал пальцем по гипсу.
– Потерял одно, зато приобрел – ого! Сам видишь!.. Пап, дай мне пятерочку, – попросил он. – Срочно нужно!
Василий Гаврилович снова вздохнул и полез в карман, зашелестел бумажками, вынул две трешки и отдал сыну.
– Мы мигом!
– Вторую руку не сломай! – успел он услышать слова отца, выскакивая из комнаты.
Алеша горел от возбуждения и нетерпения. О Свете он, кажется, забыл, хотя и держал ее за руку. Она еле поспевала за ним…
Им повезло. Такси поймали быстро.
Лазарев назвал адрес, и Света спросила:
– Мы к Володину?
– Да, – кивнул он и взглянул на часы на ее руке. – Час почти промелькнул. Много!
Ехали, петляли по московским улицам еще минут двадцать. Наконец машина остановилась возле пятиэтажного хрущевского дома. Найдя нужный подъезд, Алеша указал на скамейку под деревьями у входа.
– Жди!
– Я с тобой!
– Сиди здесь! – грубовато приказал Алеша, и Света подчинилась, села, проверив рукой, не пыльна ли скамейка. Доски были теплые, нагрелись на солнце.
Алеша влетел в подъезд. Там было прохладно. Где-то наверху играла музыка, чистая, четкая. Аппаратура японская, вероятно. Пела прокуренным голосом женщина на чужом языке. И музыка, и тон песни были какие-то похотливые. «У Володина», – решил Алеша, поднимаясь по лестнице. Сердце у него гулко колотилось, било в гипс. Удары отдавались в ушах. Квартира Аркаши была на пятом этаже. Музыка неслась оттуда. У двери Алеша остановился, вдохнул глубоко воздух и нажал кнопку. Но звонка не услышал. То ли он был сломан, то ли музыка глушила его. Алеша стал бить кулаком по двери. Она содрогалась, но из квартиры в ответ – только музыка. Лазарев прекратил стучать, осмотрел дверь. Она была обита коричневым
