и новым хозяевам угождать! И в один прекрасный день пришел я со службы в комнату свою съёмную, сел на кровать и задумался… Первый раз в жизни посмотрел я на себя со стороны. И не увидел ничего хорошего. Мне исполнилось всего-то двадцать три года, а я превратился в какого-то старикашку, в крысу канцелярскую! Двенадцать лет с утра до вечера пишу бумаги, да с одного стола на другой их перекладываю. Глаза уже от напряжения портиться начали! Вот я и задумался над своей дальнейшей жизнью. Сейчас я получаю жалование сто сорок рублей в год, а потолком моим станет двести, ну или в лучшем случае двести пятьдесят. Произведут меня, наверное, в четырнадцатый класс за добросовестную службу, возможно к старости я даже и до девятого дослужусь, если стану правителем дел. А может и не стану… И на этом все? Так и закончится моя жизнь? Ну а больше всего прочего меня угнетало то, что я охоту совсем забросил! Еще в Абаканском от отца мне его страсть передалась, да на всю жизнь! Вот и сейчас, Костя, на меня порой такая тоска накатывает! Я ведь никогда уже больше ружья в руки не возьму…
Иваницкий сочувственно закивал. И его дядюшка, и отец, оба были страстными охотниками, и ничто другое не интересовало их в жизни так сильно, как охота. Захарий Михайлович до последнего времени, пока имелись силы, ездил за сто верст от Чебаков в глухую тайгу на Терсинку, выслеживать изюбрей. И терпеливо сидел целыми днями на продуваемых ветром гольцах, поджидая зверя. Причем наверх его затаскивали охотники-инородцы на нартах – самостоятельно ходить на лыжах по холмам он уже не мог. Цибульский не жалел денег на оружие и снаряжение, и постоянно выписывал себе из-за границы самые новейшие образцы ружей и винтовок, не обращая внимания на их стоимость. Да и сам Костя еще с четырнадцати лет пристрастился к охоте, и именно под головой первого убитого им марала и сидел сейчас в уютном кресле Захарий Михайлович. Да что там Костя, даже его многочисленные сестры, и те всегда с нетерпением ждали отца и брата с охоты. А по их возвращению, девицы наперебой выспрашивали у охотников все подробности очередного увлекательного приключения, и искренне радовались, рассматривая привезенные трофеи.
А золотопромышленник вновь заговорил.
– И вот тогда я и решил окончательно – надобно мне поскорее бросать канцелярскую службу и искать себе более интересное, да и зачем греха таить, более прибыльное занятие. А в то время им могла стать только золотодобыча. Ведь в конце двадцатых годов обнаружилось, что Сибирь наша матушка на золоте стоит. Причем, выяснили это на свой страх и риск простые купцы. Никаких горных институтов они не заканчивали, но обладали большим упорством, настойчивостью, значительными капиталами и, конечно, везением. И покатилась тогда по Сибири настоящая золотая лихорадка! Поэтому в сороковом году, когда я задумался об отставке, других вариантов, кроме как податься на службу к золотопромышленникам, я даже и не рассматривал. И кстати, Константин Иванович, именно в нашей Томской губернии и началась та самая золотая лихорадка, хоть она и улетела потом еще дальше, в Енисейскую тайгу
