Игорькова бабушка, погладив Юльку лишний раз по макушке, вдруг взялась за телефон – и оказалось, что звонила она не куда-то, а маме на работу:
– Инженера Маслакову, пожалуйста. Марина Сергеевна? Это Онуфриева, бабушка Игоря… нет-нет, всё хорошо. Всё в порядке. Я только вам сказать хотела, что Юлечка тут к нам в гости зашла, чай пьёт. Она тут у нас немного побудет, ведь можно?.. Да, не волнуйтесь, я лично проконтролирую. Конечно, звоните в любой момент. Вы же наш номер знаете?.. Вот и прекрасно. Да не за что, дорогая, не за что. До свидания.
И так хорошо, так покойно стало Юльке в этой большой, тихой, уютной квартире со старинной тёмной мебелью, с книгами, что занимали почти все стены, и так не захотелось отсюда уходить!..
Словно это место и было её настоящим домом, а там, в коммуналке, – только их «полевой лагерь», как мама говорила.
В общем, сперва Юлька пила чай, уничтожая пирожки, кои Мария Владимировна незаметно ей подсовывала и подсовывала; потом они с Игорем долго сидели в его комнате, сделав уроки – их, правда, задали немного, конец года, как-никак, – и лишь в долгих-долгих белых сумерках ленинградского мая Игорёк пошёл её провожать.
И стоило им спуститься, как он вдруг густо покраснел и через силу выдавил, неловко протягивая руку:
– Ты это… портфель-то давай… донесу.
Портфель и впрямь заметно потяжелел, потому что там обосновался солидный пакет с пирожками.
И Юлька тоже покраснела. Ещё ни один мальчик ей донести портфель не предлагал. Но – слабым голоском пискнула сдавленное «спасибо…» и так же неловко и неуклюже пихнула в руку Игорю свою ношу.
…А потом события пошли ещё быстрее.
Несколько дней спустя, когда школа совсем уже заканчивалась и Юлька уже с тоской думала, что впереди – нескончаемое лето, когда все подружки разъедутся кто куда, а она, Юлька Маслакова, будет чуть не до самого августа торчать в городе (путёвка в пионерлагерь маме досталась только на короткую третью смену), мама вернулась домой очень расстроенная. Глаза уже красные. Плакала.
Юлька вся аж сжалась.
Мама бросила сумку на диван и сама на него почти что рухнула. Оказалось, что к ним в институт пришла какая-то «разнарядка»: отправить сколько-то человек аж на Чукотку. На целых два года. Можно было хорошо заработать, но самое главное – встать на ту самую «очередь» и почти сразу купить кооперативную квартиру, для чего и требовались деньги. Но…
– Твой… отец… сказал, что не сможет тебя взять. – Мама комкала уже изрядно мокрый платочек. – У него – ты знаешь… т-тётя Римма… твои… младшие… б-брат и сестра… Он отказался. А больше у нас никого и нет…
– А дядя Серёжа? – выдохнула Юлька.
– Дяде Серёже я тебя и сама не доверю, – опустила голову мама. С Юлькой она сейчас говорила совершенно по-взрослому.
Да, больше у них никого не было. Тот же дядя Серёжа – не родной дядя, а двоюродный.
Мама ужасно расстроилась. И полночи плакала – стараясь только, чтобы Юлька
