идущую сзади. Лицо у нее успокоилось, глаза оживились. Отошла.
– Аэродром, – произнес водитель.
– Кати к воротам. Если закрыты, остановишься.
Ворота были закрыты. На площади пустынно. Похоже, о нас сообщили, и здесь подготовились. Я напрягся, сжал автомат – первое препятствие! Как поведут себя власти? Все зависит от первого шага. Вспомнилось, как семейный ансамбль «Семь семионов» попытался захватить самолет, чтобы удрать за границу, и как их расстреляли. Погибли тогда и заложники. А если и теперь власти задумают взять нас силой? Милицейские машины остановились поодаль. Никто из них не выходил. Ждали наших действий.
Никитин, пригибаясь, подошел к учительнице.
– Любовь Васильевна, теперь все зависит от вас. Вы спокойны? Вы можете меня слушать?
Учительница кивнула.
– Любовь Васильевна, вы видите, мы никому не делаем зла. И никого не тронем, если нас не будут трогать. Вы сейчас пойдете к ним и скажете, что у нас автоматы и взрывчатка. Вот видите, – указал Никитин на сумку, возле которой сидел, казалось, совершенно безучастный ко всему Сучков. – Стоит повернуть вот эту штучку и на месте автобуса будет большая яма, и от нас всех ничего не останется. Нам терять нечего, а детям жить да жить… Что нам нужно? Нам нужно всего лишь, чтобы открыли ворота, и мы въехали на поле. Идите и скажите, если через пять минут ворота не будут открыты, нам ничего не останется, как убить одного из ребят. Предупредите их, виноваты будут они. Все понятно?
Учительница снова кивнула.
– Идите, и непременно возвращайтесь! С вами детям будет спокойнее. Если не вернетесь, значит, нам отказали. Придется убивать… Да, возьмите эту девочку, – указал он на все еще дрожавшую девчонку. – Оставьте ее там, а то, как бы ей плохо не стало… Вась, открой двери!
Учительница вышла, помогла сойти вниз всхлипывающей девочке.
Мы видели, что из одной машины быстро и уверенно выскочили два милиционера и стали ждать, смотреть, как подходят к ним учительница за руку с девочкой. Сошлись, слушают учительницу, поглядывают в нашу сторону, расспрашивают, что-то доказывают учительнице, уговаривают. Она их в свою очередь убеждает в чем-то. Говорили минут пять, не меньше. Любовь Васильевна повернулась к нам, пошла медленно, тяжело, так тяжело, словно пудовые цепи к ногам привязаны, следом волочились.
– Ну что? – нетерпеливо спросил Никитин.
– Сейчас откроют.
– Слава Богу! – выдохнул Никитин. – Боялся, солдафоны намудрят себе на шею.
– Они хотят с вами встретиться. Переговорить…
– Перебьются.
– Спрашивают, что вы хотите? Что вы задумали?
– Придет время, расскажем.
Через долгих две-три минуты железные ворота дрогнули и поползли в стороны.
– Вася, поехали!
Автобус заурчал весело и покатил в ворота. Обе милицейские машины въехали вслед за нами.
– Вася,
