надо Кагана поднять. Да трупами заняться. Жаль Бивня…
За спиной Германа громыхнула заклинившая недавно дверь купе, раскрылась, и перед ним возник перекошенный злобой Каган.
– Меня что ли поднимать собрались?
Он осыпал Геру, Лучника, мертвого Сарацина и не менее мертвого Бивня трехэтажным доисторическим матом, отхаркался кровью и обеими ручищами принялся трясти за грудки громилу.
Единственный глаз, который имел несчастье наблюдать Лучник напротив себя, дополнял картину происходящего, превращая Кагана в разъяренного циклопа. Невольно Лучник попятился, прикрывая собой Геру.
– Кота! И дозор от шлагбаума ко мне!!! – взревел Каган.
Громила пулей вылетел из вагона и тут же исчез в зарослях дикого винограда. Каган пнул Сарацина.
– Кто его? Ты?
Лучник кивнул в ответ. Гера отошла к окну и принялась приводить себя в порядок. Лучник взглянул на Сарацина: рост под два метра, крепкий, небритый, явно не славянин, да и одежда точно не местная – собачья шкура и широкие штаны из мешковины. Рядом с пробитой головой на полу вагона – зеленая повязка и короткий меч. Кочевник? Фанатик? Воин Аллаха?
– Хрен бы с ним, с Давлением. Но шпион… Впервые за год! Я выясню, кто его послал… Кстати, ты, похоже, вообще без проблем перенес скачок? – спросил Каган у Лучника.
– Скачок? Да вроде того, – ответил Лучник, размышляя, почему он не так сильно мучился, как остальные. – Я сам пока не понимаю…
– То, что ты не за мной пришел – ясно. Но слишком много вопросов остается, слишком много… Шар этот, звонарь, который тебя пожалел… Да и как ты выжил среди Октябрей, если ты сам не Октябрь? – размышлял вслух Каган. – Ладно, Лекарь разберется. И вот еще что… Спасибо тебе!
– Не за что, – просто ответил Лучник и протянул правую руку, сам удивляясь этому жесту.
Крепкое мужское рукопожатие на доли секунды отбросило Германа в какой-то необозримый мир, светлый и далекий. В город, где каждое утро Герман совершал десятки подобных рукопожатий. Видимо, эта привычка давным-давно была чем-то обыденным и означала пожелание доброго дня. Сейчас же рукопожатие Кагана означало для Лучника нечто большее – он принят «как свой», и в ближайшее время ему гарантированы хлеб и кров. А если повезет, он сможет восстановить память…
– Каган, мне нужно помыться.
Одноглазый взглянул на Геру, запачканную кровью Сарацина, подмигнул ей и сказал:
– Нужно значит нужно! Да и тебе умыться не мешало бы…
Гера тихонько подтолкнула Лучника в спину, и они вышли из вагона. На освещенной факелами и кострами площадке десятки разношерстных людей, словно в замедленном кино, приходили в себя после Давления. Кто-то потирал ладонями виски, кто-то жадно пил воду из металлической фляги, кому-то не удавалось подняться на ноги с мокрой от подтаявшего снега земли, и кто-то уже двигался к нему на помощь. А дети снова играли в свои веселые
