бы ты ни выбрала, стань ей лучшей подругой. От нее ты должна узнавать о Кярсе все, что только возможно».
Я тогда ответила: «Я же дружу с Зедрой. Она уже знает про него все».
«А она когда-нибудь рассказывала тебе подробности? Интимные?»
Я подумала и ответила: «Нет, никогда. Она очень скрытная».
Хадрит поднял брови в самодовольной ухмылке и сказал: «Скрытным людям часто есть что скрывать. И Зедра ничем не обязана тебе, в отличие от новой рабыни. Мы должны знать все о будущем шахе и его делах – мирских, духовных, ночных. Ты меня понимаешь?»
Я села на свою низкую кровать и уткнулась головой в колени. Хадрит, Хадрит, проклятый Хадрит. Лишь о нем я думала последние несколько лун, это как болезнь, от которой я не могла излечиться. Но испытывал ли он хоть что-то к своей козочке?
– Очевидно, нет, – сказала я вслух, и на глазах проступили слезы. – Я такая глупая. Я помнила каждый миг, проведенный с ним. Восемь лет назад я увидела его впервые – он смеялся, сидя за низким столиком с принцем Фарисом, младшим братом Кярса. Мы столкнулись потом в коридоре, Хадрит улыбнулся, почесал затылок и сказал: «А ты хорошенькая». А в прошлом году, вернувшись из торговой поездки в Кашан, он дал мне маленькую механическую лошадку. «Это из Шелковых земель, – сказал он так, словно сам их завоевал. – Она навела меня на мысли о тебе».
Сколько он покупал механических лошадок и для скольких доверчивых девушек? И могла ли я ожидать, что он будет отличаться от Кярса – человека, с которого так хотел брать пример?
Дверь со скрипом открылась. Опустив глаза, вошла Вера, моя юная служанка-рутенка. Кярс подарил мне ее несколько лун назад, хотя у него она прослужила намного дольше. Девушка затворила за собой дверь.
– Госпожа. – Она опустилась у края кровати, положила теплую руку мне на колено. – Половина зала слышала ссору. Что случилось?
– Я такая никчемная.
Она придвинулась ближе и коснулась обеих моих коленок:
– Снова из-за него?
– Почему я ничего не могу сделать правильно?
Она взъерошила свои желтые волосы, а потом осторожно села рядом со мной.
– Вы расстроены.
– Ну конечно, расстроена. Вечно все у меня не так. Все, что я делаю, ни к чему хорошему не приводит. Мне почти двадцать четыре, я не замужем и лишь брожу целыми днями по саду, забиваю голову поэзией и трачу чужие деньги на всякие пустяки на базаре.
– И вы думаете, что Хадрит избавит вас от всего этого?
– Кто-то же должен. Знаешь, брат предлагал забрать меня. Я сказала ему, что мой дом здесь, в Песчаном дворце, и другого у меня нет. И все-таки иногда мне кажется, что эти стены – просто комфортабельная тюрьма.
Плечо Веры тесно прижалось к моему.
– Хотеть нужно то, что имеешь.
И такое в Рутении считается мудростью? Но я не должна винить Веру за недостаток ума. Кярс купил ее не для разговоров.
– Все, что у меня есть, – только внешнее. А внутри я опустошена. Легче легкого
