символами. Говорят, над созданием одной этой статуи трудилось двести ремесленников в течение шести лет, хотя большинство историй в этом городе изобиловали преувеличениями.
Сквозь стеклянный купол тронного зала струился солнечный свет. Каган силгизов стоял во главе двадцати воинов, все были в бордовых доспехах, словно явились на битву. Напротив них на золотой оттоманке восседал Тамаз и метал взглядом молнии в закованного в цепи человека, скукожившегося у помоста.
– Пусть весь мир станет свидетелем, – произнес Тамаз. – Скажи это еще раз.
Человек с подстриженной бородой носил грязный кафтан и вонял даже с такого расстояния. Кончики его пальцев были обрезаны, словно колбаса. Перо он больше держать не мог.
– Мне приказал написать это посланник кагана йотридов, – сказал он.
– Ты… ты был моим писцом, – с отвращением бросил Тамаз, – а не кагана Пашанга. Так почему же ты это сделал?
Писец с дрожащими губами смотрел в пол, но молчал. Хорошо.
– Похоже, придется еще потрудиться, чтобы добыть из него правду.
Тамаз махнул рукой, и к писцу подошли два гуляма с золочеными булавами в мускулистых руках.
– У меня есть вопрос, – прогремел чей-то голос из толпы. Жесткий голос, который как будто отдавался эхом сам по себе.
– Подойдите, Великий муфтий, – сказал Тамаз.
Хизр Хаз откинул капюшон: его подстриженные седые волосы и грубый коричневый халат казались неуместными среди великолепия Селуков.
– За какие грехи они были наказаны? – спросил он.
Действительно, в написанном писцом послании говорилось: «Расплата за ваши грехи».
Несчастный продолжил дрожать на полу. Затем поднял взгляд на Великого муфтия и сказал:
– Они сожгли все цветы.
Хм. О чем это он?
– Цветы? Где? – нажимал Хизр.
Писец всхлипнул, глядя шейху в глаза, и пробормотал:
– Посланник кагана йотридов приказал мне это написать.
Ему нечего было больше сказать. Хорошо.
– Каган Джихан, можете забрать этого человека. Делайте, что посчитаете нужным, чтобы узнать правду и найти тех, кто незаконно обезглавил ваших людей.
Джихан шагнул вперед и окинул дрожащего писца ледяным взглядом. Он и правда напоминал Сиру – оба высокие, но Сира тонкая, а Джихан достаточно крепок, чтобы устрашать. Его длинные волосы вились меньше, чем у нее, хотя разве не считалось неуважением мужчине щеголять длинными волосами в присутствии шаха? Возможно, ему было все равно.
– Этот писец вот-вот обделается, – сказал он на силгизском, родственном диалекту, на котором говорило соседнее с моим племя. – Но все же он никого не убил. Он всего лишь сделал свою работу – написал. Правосудие требует убийц, а не этого беспалого дурака.
– Возможно, каган Пашанг сможет поведать вам больше, – сказал Тамаз на сирмянском, тоже родственном силгизскому.
