Орлова-Савина, неизменно вспоминает Верстовского именно с эпитетом «красивый». Словом, не богатырь, конечно, но явно привыкший нравиться и женщинам, и мужчинам.
Другой – практичный, хваткий и чуждый всяким сантиментам чиновник, управленец, скажем даже – бюрократ, привыкший приказывать и не терпящий прекословия. Очевидно, только такой мог, стоя у тех или иных властных рычагов, управлять Большим театром (!) на протяжении тридцати пяти(!!) лет, прозванных впоследствии «эпохой Верстовского».
Алексей Николаевич Верстовский
Именно об этом Верстовском читаем мы в мемуарах: «Верстовский с его умом острым и чрезвычайно практическим соединял драгоценную способность уживаться со всеми и употреблять всё и всех в свою пользу. Для того чтобы сохраниться так длительно на ответственном посту в те годы, густо окрашенные полицейским бюрократизмом, нужно было обладать именно… административными талантами, а что касается художественных, то здесь оставалось также сохранить “драгоценную способность ужиться со всеми и со всем”, то есть прийтись по вкусу среднему зрителю, москвичу и провинциалу».
Куда проще и весомее выразился как-то друг Пушкина Павел Нащокин: «У вас в театре ламповщик и лампы не зажжёт без дозволения Алексея Николаевича!»
Этот Верстовский тоже попал «на карандаш» художнику, и кажется почти невероятным, что и на этом, где у портретируемого «живы» одни глаза, и на портрете у клавесина изображён один и тот же человек.
Тем не менее это так. И добрый мо́лодец, как водится, ещё совсем не подозревает, что вихрь тайных и явных страстей превратит его в хмурого, угрюмого и подозрительного старика.
…И турецкая нега в крови
Многие, очень многие не раз говаривали ему, что всевозможные боги, музы, хариты, нимфы и прочие небожители явно улыбались над его колыбелью. Колыбель появилась в господском доме усадьбы Селивёрстово, что в Тамбовской губернии, в канун весны 1799 года – и бесконечно жаль, что сегодня от этого старого дворянского гнезда не осталось и следа. Можно разве что побродить по берегам большого полузаросшего усадебного пруда близ современного села Мезинец…
Отец Верстовского был незаконнорожденным сыном генерала и очень богатого тамбовского помещика Селиверстова и пленной турчанки, получившего фамилию, производную от второй половины фамилии отца. Ну да Бог с ней, с фамилией. Благодаря вовремя выправленным и «подмазанным» – куда ж на Руси без этого? – документам сын турчанки почему-то превратился в потомка польских шляхтичей… Тут любопытней другое. Кто из баянов, певцов давно минувших дней, воздаст должное тем каплям османской крови, которые, смешиваясь вследствие многочисленных русско-турецких войн с кровью славянской, вызывали к жизни людей как минимум незаурядных?
Например, сына тульского помещика Бунина и пленной турчанки Сальхи, известного миру под именем Василия Андреевича Жуковского.
Василий Андреевич Жуковский
С ним многое, очень многое будет
