просто Керченским проливом,Его буру́ны катятся лениво,
Вдаваться не желая в давний спор.
Когда наивно юная Ио́
Поверила неверным клятвам Зевса —
Распался в прах любовный ореол,
Разорвана сакральная завеса.
Любой роман – всего лишь миф, и он
Трагедией кончается известной…
Тарелка мидий, только что с огня,
Грустит на пляже наш песчаный замок,
Твой тёмный взгляд загадочен и ма́нок,
Обманные слова пьянят меня.
Чайка
Ах, этот ароматный, тонкий бриз
Ерошит пёрышки, скользит по коже…
Удачный день, пожалуйста, продлись!
И я с тобой хочу тянуться тоже
К задумчивым барашкам облаков,
К ныряющим за рыбою бакланам,
К баркасам на кефалевый улов,
Крича над морем радостно и пьяно:
«Сюда, сюда! Обед уже готов
Для каждого пернатого гурмана!»
Подняться выше всех и глянуть вниз
И, осознав, что небо мне дороже,
Кружить над Су́рожем одною из
Шумливых птиц – какое счастье, боже!
Кимме́рия – какою древней тайной
Кимме́рия – какою древней тайной
пленяет эта вечная страна?
Уснувшие былые времена
в ладонях пробуждаются нежданно.
Когда летит песок и ветер чист,
и лето раздевается прелестно,
великая история звучит
русалочьей загадочною песней;
и море возрождает Афродит
в надежде, что предания воскреснут.
На пирсе разноцветные коты
встречают рыбаков, как херувимы…
Лениво переходит осень в зиму —
в другие ипостаси красоты.
Уныло солнце клонится к закату
Уныло солнце клонится к закату,
ложится в море горестным щитом —
слагает рыцарь треснувшие латы,
ключом сомнений замыкает дом…
Бегу тропою, чтоб с тобой проститься,
песчаный берег, сердцу милый друг,
набрать ракушек, от грехов омыться,
навек запомнить каждый тонкий звук;
потом шагать назад понурой птицей
к заботам, сборам суетным… и вдруг
увидеть, ощутив священный трепет,
взглянув последний раз из-за плеча,
как павший ангел благостное небо
рассёк мечом зелёного луча[3].
Олег Гаценко
Санкт-Петербург
Старая Феодосия
Акросонет
Струится свет сквозь толщи облаков,
Топазом дымчатым воды касаясь.
Армаде волн не видно края,
Размешанной с туманным молоком.
Аллегро брызг звучит на струнах ветра,
Янтарный берег щедрая Деметра[4]
Феодосийским морем обняла.
Единые с мгновеньем полутени
Оттенком неба встали на колени,
Держа судьбы незримой
