больше укрытий, но он не отпускал ее, пока она не попросила его. Они миновали разрушенный замок и, оставив остров далеко позади, шли миля за милей, пока не приблизились к окраинам соседнего курорта. Туда они и направились, не останавливаясь, и перешли мост гавани около полуночи, промокшие до нитки.
Он жалел ее и, хотя был удивлен ее поступком, восхищался ее решимостью. Дома, выходящие окнами на залив, теперь полностью укрывали их, и они без труда добрались до конечной станции новой железной дороги (а именно таковой была станция тогда). Как он и говорил, поблизости был открыт только один дом, небольшая гостиница, где люди оставались до прибытия утренней почты и пассажиров с судов, курсирующих по Каналу. На их просьбу войти отодвинули засов, и они оказались в освещенном газом коридоре.
Теперь он мог увидеть, что, хотя у нее и была прекрасная фигура, почти такая же высокая, как у него самого, она была всего лишь в расцвете юной женственности. Ее лицо, безусловно, поражало, хотя скорее своей властностью, чем красотой; а от ударов ветра, дождя и брызг ее щеки приобрели цвет пиона.
Она упорствовала в своем намерении отправиться в Лондон ранним утренним поездом, и поэтому он предлагал советы только по второстепенным вопросам.
– В таком случае, – говорил он, – вы должны подняться в свою комнату и отослать вниз свои вещи, чтобы их немедленно высушили у огня, иначе они не будут готовы к утру. Я скажу слугам, чтобы занялись этим, и пришлю вам наверх что-нибудь поесть.
Она согласилась на его предложение, не выказав, однако, никаких признаков благодарности; и когда она ушла, Пирстон отослал ей легкий ужин, обещанный сонной девушкой, которая была «ночным портье» в этом заведении. Он и сам почувствовал зверский голод и принялся, как мог, сушить свою одежду и одновременно есть.
Сначала он сомневался, что делать, но вскоре решил остаться здесь до завтра. Укутавшись в пледы и найдя тапочки в шкафу, он ухитрился устроиться поудобнее, когда горничная спустилась вниз с охапкой влажной женской одежды.
Пирстон отошел от огня. Служанка опустилась на колени перед очагом и подняла вверх на вытянутых руках одно из одеяний Юноны, от которого тут же начало подниматься облачко пара. Встав на колени, девушка принялась клевать носом, приходила в себя и клевала снова.
– Ты хочешь спать, девочка моя, – проговорил Пирстон.
– Да, сэр, я уже давно не спала. Когда никого нет, я ложусь на кушетке в другой комнате.
– Тогда я избавлю тебя от этого; иди и приляг в другой комнате, как будто нас здесь и не было. Я высушу одежду и сложу вещи здесь в стопку, которую ты и отнесешь утром молодой леди.
«Ночной портье» поблагодарила его и вышла из комнаты, и вскоре он услышал ее похрапывание из соседнего помещения. Затем Джослин приступил к делу, перебирая одеяния и расправляя их одно за другим. Как только поднялся пар, он погрузился в задумчивость. Он опять ощутил перемену, произошедшую
