рвоты. И все же, не утерпев, успев лишь на ходу крикнуть: «Чай себе сделай сам!», – она поспешно покинула кухню, зашлепав босыми ступнями в сторону уборной.
Сашка всему происходящему был несказанно рад и ничуть этого не скрывал. Он знал, что с этого момента для него наступает хорошая пора. И ничего, что мать часто будет хмурой и молчаливой, зато в доме всегда будет что поесть. А вопросы еды и игрушек были для него самыми животрепещущими.
Глядя на одноклассников, чьи родители были такими же простыми советскими гражданами, как и они с матерью, мальчик всегда поражался огромной разнице между ними. По сравнению с ним они смотрелись детьми заморских буржуев. Сердобольные мамаши его одноклассников старались хоть как-то поддержать заморыша. Зная, в какой обстановке он растет, они частенько подкармливали Сашку бутербродами с докторской колбасой и угощали шоколадками из местного продуктового, который расположился рядом со станцией. Даже пару раз дарили на Новый год газировку марок «Fanta» и «Pepsy». Но все равно он их недолюбливал. Да и как он мог относиться к ним по-другому, когда их же дети дразнили его обидным прозвищем «Сашка-побирушка»? Он злился, терпел сквозь слезы, но вместе с тем очень боялся, что однажды не сдержится и побьет обидчиков. А это будет означать крах всего, что он имеет. Родители мальчишек вряд ли после этого станут угощать его недоступной дома вкуснятиной и дарить подарки.
Все эти эмоции не шли ему на пользу. В душе малыша из года в год зрел, постепенно превращаясь в новую реальность, отнюдь не детский план мести. И чем больше взрослые делали ему добра, тем больше обиды копилось и тем злее становились Сашкины мысли.
Чем бы это закончилось, предсказать несложно, но в один июльский день все в жизни Сашки перевернулось с ног на голову.
Воскресный денек принес в Москву назойливую жару, а вместе с ней – сизую дымку выхлопных газов и тягостный запах гудрона от плавящегося под солнцем асфальта. А еще в воздухе ощущалось что-то такое, что возникает в столице лишь летом в безветрие и что седой ученый с заумным лицом из телевизионной передачи «Очевидное – невероятное» обозвал непонятным для Сашки словом «смог».
– Мам, а что такое смог? – сидя на колченогом табурете и от нечего делать болтая ногами, задал он вопрос.
Вяло повернув голову в его сторону, с хрипотцой, столь характерной для заядлых курильщиков, она глухо ответила:
– Ты спроси чего полегче… Я на трех работах вкалываю: в твоей школе полы мою, в летнем кафе на Бескудниковском проезде убираюсь, да еще и в детский сад ночным сторожем на полставки устроилась. Мне, сынок, книжки умные читать некогда – ноги бы не протянуть от таких трудов.
Она облокотилась на спинку продавленного дивана, обессиленно опустила голову на согнутую руку и тяжко вздохнула.
– Вот был бы у тебя батька нормальный, как все мужики, разве мы тогда сводили бы вот так концы с концами? На него, на черта лысого, даже алименты подать невозможно – недееспособный
