прогонишь меня от себя прочь или сама убежишь куда-нибудь далеко-далеко и навсегда.
Она стоит и молча смотрит на меня. Её глаза говорят: «Ты тоже дорог мне, и я только что сказала тебе об этом. Но нельзя же вот так – расставаться из-за… бокала вина…»
Я первый прерываю молчание:
– Я всё вижу.
– Что?
– Я вижу и слышу твои мысли. Хочешь, скажу, о чём ты думаешь?
– Скажи.
– «Ты тоже дорог мне, и я только что сказала тебе об этом. Но нельзя же вот так – расставаться из-за рюмки водки или бокала вина». Так?
– Почти.
– Лариса! Я хочу, чтобы ты прожила долгую, интересную, счастливую жизнь, в которой не будет даже намёка на пьяного мужика. Мы будем с тобой спорить и даже ссориться, но пьяных недоразумений в нашем доме не будет ни-ког-да. Но… если ты настаиваешь, напьюсь на нашей серебряной свадьбе.
Лариса словно и не замечает моей последней фразы.
– Но если ты нечаянно, ну… совершенно случайно всего один раз позволишь себе… значит, мы потеряем друг друга? И ничего исправить уже будет нельзя?
– Поверь мне, одна мысль, что я тебя потеряю, не даст мне даже притронуться к спиртному. Это будет для меня как смерть. А если начну выпивать, значит, водка для меня дороже, чем ты. Зачем тогда я тебе такой? Мне надо только знать, что ты согласна. Не нужно произносить клятв. Скажи только, что согласна.
Она молчит, а я иду и думаю: хорошо, что она не ответила сразу. Она задумалась. Значит, не ответит сгоряча.
Когда мы уже входим во двор дома, где живут её родители, она снова, как и в начале нашей прогулки, пожимает мою руку чуть повыше локтя и тихо говорит:
– Я согласна.
У меня, словно камень с души свалился.
И вот мы заходим в подъезд. Лифт не работает, и приходится подниматься на седьмой этаж пешком.
– Кстати, ты не забыл имена моих родителей?
– Я даже и отчества помню: Лев Трофимович и Елена Павловна. А что будет, если я им не понравлюсь?
– Этого тебе уже не удастся сделать. Я читала им выдержки из твоих писем, и они уже заранее в тебя влюблены.
– Тогда тем более ходить не надо! Зачем разочаровывать людей?
– Милый мой Андрюшечка…
– Ой, не называй меня так слащаво.
– Хорошо, Андрей Львович, не буду. Хочу только сказать, что теперь знаю, что с тобой делать, когда ты меня не слушаешься. Знаешь, куда я тебя отправлю?
– Куда?
Она легонько наклонила мою голову к себе и, обдав меня своим дыханием, шепнула:
– В рюмочную.
Мы обнялись, и наши лица были близко-близко друг от друга. Ещё одно мгновение – и мы бы впервые поцеловались, но… на ближайшей лестничной площадке хлопнула дверь, и мы испуганно отпрянули друг от друга. Потом я вынимаю из газетного свёртка предназначенные для будущей тёщи цветы и с пафосом произношу:
– Ни за
