style="font-size:15px;"> – Конечно.
Я ушла, чтобы помочь клиенту выбрать книгу. Все утро Пен просидела в кабинке священника под единственной тусклой лампочкой, используя миниатюрные ножницы, чтобы вырезать фигурки из кусочков бумаги. То, как она щелкала ножницами и изредка бормотала что-то неразборчивое, начало меня раздражать. Я подошла к исповедальне, чтобы посмотреть на ее работу, и мне в нос ударил сильный запах резинового клея.
– О боже мой. С тобой все в порядке?
– Здесь со мной кто-то есть, – прошептала она.
Пенстемон начала смеяться. Беззвучно. Что привело меня в ужас. Я крикнула Асеме, чтобы та открыла наружную дверь. В магазин ворвался холодный воздух. Я рывком распахнула дверь исповедальни, и Пен, пошатываясь, вышла из кабинки священника. Потом она растянулась на полу у раздела «Природа», размахивая руками.
– Кто с тобой был? – спросила я тихим голосом.
– Никто. Кто-то. Мне там очень нравится, – пробормотала она.
Асема усадила ее.
– Это должно прекратиться. Завинти клей колпачком, – распорядилась Асема. – Тебе нужно принять что-нибудь от ядовитых испарений.
– Нет, они мне полезны, – возразила Пен.
Я вытащила ее на улицу. Очутившись на свежем воздухе, она опустилась на ступеньки. Я оставила Асему избавляться от клея и накинула на плечи Пенстемон ее пальто. Это было черное пуховое пальто с подкладкой из ярко-красной китайской парчи. На ногах была пара нелепых луноходов с толстой подкладкой и матерчатым верхом, которые она купила в комиссионке.
– Что ты имела в виду под «никто, кто-нибудь»?
– Там был голос, – ответила Пенстемон. – Ворчливый голос. Я ни слова не разобрала. Возможно, это была какая-то епитимья, оставшаяся от священника. Скорее всего, кто-то говорил что-то в подвале. Голос просачивался через пол. Я чувствовала себя странно.
– Позвонить кому-нибудь? Поллукс может отвезти тебя домой.
– Все в порядке. Он, вероятно, в курсе.
– Чего?
– Коллаж может оказаться опасным, – прошептала Пен.
– Если надышишься клеем, то конечно, – нахмурилась я.
– Нет, я не это имела в виду. Слишком много образов. Слишком много бумаги.
– И голоса́.
– С голосами я справлюсь. Это из-за бумаги. Верите, что у меня есть макулатура с улиц Берлина? Мне нужен был иностранный мусор, и Грюн из последней поездки домой привез несколько билетов и фантиков от конфет. Я попросила его собрать все, что будет валяться в сточной канаве, но он сказал, что в Германии сточные канавы почти всегда бывают чистыми. Он рылся в мусорных баках, и это его очень смущало. Я только что приклеила найденные им материалы к стенам исповедальни.
Она обняла меня одной рукой. Я похлопала ее по колену.
– Билеты итальянской лотереи, – доверительно сообщила она, как будто открывая существование великого
