тем более, что достался он ей кошмарный – не дамский роман, а сплошная эротика. И кто это читает? Сама Диана даже «Лолиту» захлопнула на двадцатой странице, стошнило.
Диана так углубилась в смешение ног и рук, поцелуи и прочие излияния страстей, что не услышала, как Андрес ушел, только когда Калев осторожно открыл дверь в спальню, она вздрогнула.
– Ушел, что ли? Не попрощавшись?
– Не хотел мешать.
Диана бросила взгляд в угол монитора – туда, где цифры показывали время.
– Плохо. Надо было накормить его ужином.
– Я предложил, но он не захотел. Зато он съел все сухарики.
В голосе мужа, кроме гордости за кондитерское мастерство жены, послышалась и грусть, и Диана немедленно решила, что приготовит ему завтра новую выпечку.
О прототипе они больше не говорили, Диана лишь бегло спросила, не поведал ли Андрес чего- нибудь интересного, на что Калев только махнул рукой.
– А что там может быть интересного.
Наутро, помня о данном себе обещании, Диана сразу после завтрака вытащила масло, чтобы оно оттаяло, и именно в этот момент в спальне зазвонил телефон. С кем Калев разговаривал, она не услышала, но внутреннее чувство подсказывало – Андрес. Ее любопытство снова вспыхнуло – может, комиссар свернул на правильный путь? Она надеялась, что Калев, закончив разговор, придет и расскажет в чем там дело, однако на этот раз интуиция ее подвела, трубку положили, а муж не пришел. Ну что ж, нет, так нет, подумала она и пошла в ванную, чтобы замочить стирку. Возвращаясь оттуда, она встала у двери в спальню и навострила уши – в комнате было тихо-претихо. Она осторожно приоткрыла дверь – Калев сидел и мрачно смотрел на почерневший от бездействия монитор.
– Что-нибудь случилось?
Калев вздрогнул и схватился за мышку.
– Да нет, ничего. Андрес пригласил меня на похороны… ну, Роосте, а я отказался.
– Почему?
– Потому что не Мегрэ, – буркнул муж, и уставился на экран с таким важным видом, что даже посторонний понял бы – нельзя мешать, господин писатель работает.
И Диана ретировалась.
Но на прогулке Калев неожиданно заговорил. Погода, после нескольких дней ветра, дождя и дождя с ветром стояла… ну, замечательной таллинскую погоду не назовешь никогда, «терпимая» – самое точное слово: холодно, но сухо и почти штиль, и они, словно делая «запас» перед долгой и тоскливой зимой, совершили длинную вылазку, до самой Ратушной площади, и даже оттуда не повернули обратно, а отправились дальше, в сторону площади Свободы, ранее Победы, еще ранее, кажется, тоже Свободы. И вот на этом отрезке, пройдя мимо унылого здания Дома писателей, построенного после войны, когда разучились строить, Калев открыл рот.
– Не нравится мне вся эта история. По-моему, Андрес не там ищет. Я, конечно, знаю этих людей не очень
