своего коменданта, который вообще-то говоря, был скуповат на такие излияния, молчали, стискивали челюсти, играя желваками на скулах. Каждому было что вспомнить. Сразу припоминались случаи из жизни, за которые было стыдно даже перед собственной памятью. Женщины же, как существа более ранимые уже нисколько не стеснялись своих слез стоящих в глазах и то и дело сморкались в концы своих платков. Хитрющий, как еврейский банкир, Митрич шестым своим чувством понимал, что толпа собравшихся уже достаточно подготовлена для того чтобы впасть в массовую истерику, поэтому продолжал накручивать:
– Все это было вчера, сегодня и будет завтра. А что будет послезавтра? Не знаете? А я вам скажу. Как там, в письме протопопа Аввакума к Симеону? «И сказал Господь наш чадам своим – Како вы со мной, тако и я с вами». Вот так и я вам скажу. Завтра некоторые из вас сдадут престарелых родителей в богодельню, а послезавтра ваши дети уже сдадут вас самих. А медведица, что ж? Она и так едва не при последнем издыхании, как та мать, уже махнула на себя рукой, лишь бы уберечь свое чадо родимое. Уже ни на что, не надеясь для себя, пришла к вам. И вам судить: жить ей и ее чаду на этом свете или нет. А вы как римские патриции вольны поднять большой палец кверху, либо опустить его.
Толпа зашевелилась, засопела. Из нее послышались нестройные выкрики самых нетерпеливых:
– Митрич, итить твою в кочерыжку!
– Не наматывай душу на кулак!
– Бабы вон, обрыдались уже, нервотреп ты этакий!
– И так от твоих слов тошнехонько! Ты лучше говори, что делать?! Чем подсобить?!
– Чем подсобить говорите? – делая вид, что призадумался, проговорил полковник, почесывая переносицу, хотя сам, втайне, уже вовсю ликовал.
– Да! Да! Будку ей, какую ни то сладить!
– Аль съестным, каким снабдить требуется?! – загомонили со всех сторон разом, как полярные гагары.
– Ну, ин, ладно-кось! – крякнуло Его непомазанное Величество и, огладив вздыбившуюся бороду, перешло к сугубой конкретике. – Будку не надо. У меня сарай почти пустой стоит – как-нибудь перекантуются. От вас же, дорогие сограждане, прежде всего, требуется ответственное понимание текущего момента. А для сего попрошу вас, во-первых, соблюдать технику личной безопасности. А именно – не толпиться и не подходить близко к сараю, потому как обилие посторонних запахов исходящих от вас пугают дикого зверя, а она мало того, что дикая и голодная, да к тому же еще и нервная до крайности, как собственно говоря, и каждая мать. Поэтому не давайте ей повода проявлять свою нервозность. К тому же не надо давать ей привыкнуть к людям, а то потом греха не оберешься. Ее дом – тундра. Оттуда она пришла, туда же она и вернуться должна.
Люди это и сами понимали без наставительных речей полковника, поэтому не возражали, а кивали, соглашаясь. Однако, говоря все это, Виттель в душе ясно осознавал, что врет, причем безбожно, ибо прекрасно знал, что прикормленный единожды белый
