Раньше-то он мне что-нибудь расскажет, спросит о чём-нибудь, мы и пели с ним вместе про рябину, про Антошку, всякое. Теперь молчит совсем. Не хнычет, упадёт или ударится обо что – не плачет. Второй раз с ним случилось, это уж я запомнила тот день, потому что зять Алексей уходить собрался совсем. Так они разругались, такой крик стоял, он говорит, всё, достала ты, такая этакая, ухожу! она ему, да уходи, куда хочешь, сволочь такая!.. Мирить их напрасный труд, знаю уже. Я на кухне была; Ванюшка у калитки в песочке с Димкой играл соседским. Выскочил Алексей с большой сумкой, подошёл к калитке, и застрял там, вижу, и сумку бросил. Я, как сердцем почуяла, подбежала к ним, а Ванюшка опять лежит, как камень, белый совсем. Всё, как в тот раз было. Перепугались все. Дочка с Алексеем повезли Ванюшку в больницу, часа четыре их не было. Гляжу, приехали, выходит Ванюшка, обычный, ласковый, сели все ужинать, всё нормально. Потом третий раз случилось, это когда уж я сама уезжать собралась в свою комнатушку в Серпухов: довела родимая дочка, взъелась за то, что я на кухне перестановку сделала, и обои не такие купила, с ней не посоветовалась, орала, будто я заместо её себя хозяйкой поставила. В общем, покидала я вещички свои в тележку, пошла с Ванюшкой проститься в его комнатку, а он на полу лежит, как мёртвый. К утру только обмяк, зашевелился, отошёл понемногу. Я уж никуда не поехала, всю ночь над ним просидели, помирились с ней… Последний, это уже четвёртый раз случилось, когда они, дочка с зятем Алексеем окончательно развестись решили, уже не ругались, не рвали глотки, договорились на следующий день пойти подать заявление на развод. Ванюшку уже спать уложили, всё спокойно было. Проснулись, а он холодный камень совсем, ни живой кровинки в нём! Лежит, глазки закрыл, как умер. Думали, что теперь конец пришёл, хоронить собирались. Алексей весь чёрный с горя, у дочки приступ сердечный, тут уж не до развода. День прошёл, он в кроватке, как в гробике, вдруг влетает огромный шмель и жужжит над ним, мы с зятем давай отгонять его, я глянула, а у Ванюшки щёчки порозовели, говорю, Лёш, смотри-ка, у него щёчки розовые! К вечеру он уже пальчиками шевелить начал. А уж когда он опять ходить стал, мы от счастья себя не помнили…
Петровна всплакнула, но уже не так безутешно. Погладила Ваню по голове, и он подался к руке её, и прильнул к ней.
– С того страшного дня боимся не то что крикнуть, а резкого слова сказать, про ссоры с руганью и говорить нечего. Грешным делом, конечно, бывает и раздражение у кого-то, и недовольство своё кто-то выскажет, так тут же бежим к нему – как наш Ванечка, что с ним? Вот уже третий месяц пошёл, как ничего такого ужасного не повторялось с ним, но живём, как по струнке, иной раз того и гляди сорвёмся! Иногда и сомненье берёт, может, не от того эти его припадки были, а просто совпало так? Может, всё же болезнь у него? Говорят, есть болезнь такая, «каменная»…
Петровна впервые открыто посмотрела на Иисуса.
– Помогите нам, вы же можете. Я человек верующий, Ванечку крестила, ему ещё годика не было, отнесла его в храм сама. И в вас верю, то есть, вам верю, не знаю, как правильно говорить:
