пусть подавятся.
Потом захлюпала носом и не показно, а по-настоящему заревела:
– Что бате то, дурному, теперь будет?
Участковый Николай Кузьмич снова закурил и начал объяснять Лидке:
– Если хорошего, толкового адвоката наймешь и докажете, что отец был в состоянии аффекта, то есть нахлынуло на него в тот момент и невменяем стал из-за того, что Таисия над ним издевалась, оскорбляла, била, ну, и рассудок у него от всего этого помутился, то года три дадут.
– А если без адвоката?
– Без? Без – от шести и до пятнадцати. Скорее всего, лет восемь, десять дадут.
Лидка вздохнула. Стала соображать, чего лучше. То ли отца от смерти в тюрьме спасти и потом с ним, алкашом и без денег самой мучиться, то ли наплевать на пересуды соседок и сродственников. На материны деньги купить новую мебель, холодильник. Здесь ремонт сделать. Самой приодеться. Сына одеть и обуть. От мужа, такого же алкаша, как батяня, в материн дом перебраться, а там, глядишь, и снова за порядочного человека замуж выйти. А их с мужем трехкомнатную разменять. Ему однокомнатную, а то и подселение оставить, а себе с сыном… Но участковый сказал выходить, и полет ее мысли оборвался, так и не определившись ни с судьбой отца, ни с собственной.
Назавтра ситуация резко изменилась. На топоре не было отпечатков Василия. Другие, неизвестно чьи, были, а его – не было. Да и сам он твердил, что напился, заснул, проснулся, когда участковый вошел в дом, и жену свою Таисию Анисимовну не убивал. Говорил, что теперь без нее, единственной кормилицы, ему лучше в тюрьму, чем на воле с голоду подыхать. Но убивать ее никогда и ни за что не стал бы. Говорил, что соседка не могла в окно ничего видеть, потому что окно у них занавешено тюлью и шторами, давно не мыто и видеть сквозь него ничего невозможно. Проверили. На самом деле, даже штору и тюль сняли. И без них не видно. Только тени да контуры. Соседка, которая утверждала, что все видела, плечами пожимала и говорила, что, может, показалось, что, может, и не Ваську вовсе видела, а кого другого. А просто подумала, что видела его. А кого еще, если это его дом-то, Васькин.
В общем, Василия еще день продержали, а потом выпустили за отсутствием улик.
Таисию Анисимовну похоронили. Столяр вместе с шофером сколотил гроб. Обили красным ситцем со старых флагов. Сгондобили из брусьев крест. Покрасили вонючим паркетным лаком. На почте выделили машину. Ту же, на которой она возила пенсию.
На кладбище почтальонская бухгалтерша сказала про то, как Таисия пришла на почту молоденькой девчонкой и со временем превратилась в незаменимого и безотказного работника. Вернулись домой. Выпили. Закусили. Василий молчал. Было ему неловко, что остальные косятся, думают, будто убил Таисию он. Под конец напился. Рассказал про то, что не убивал, что милиция это установила. Заплакал, кинулся драться. Получил от столяра в лоб и заснул.
Лидия, пользуясь случаем, подсела к начальнику почты. Попросилась работать на место матери. Тот сказал, что место уже занято. Кем, не сказал, но Лидка и так поняла, малолетней вертихвосткой Веркой.
Муж
