время исполнял песню из репертуара Mocedades, увидев ее, подмигнул.
– Вижу, вы суперпопулярны.
– Я часто бываю тут с воскресенья по четверг. По пятницам и субботам здесь только туристы и алкаши, а в будни собираются те, кто любит петь.
Сарате озирался по сторонам, не в силах понять, что такого нашла Элена в этом баре: пожилые люди, микрофон, экран с текстами дурацких песен, мужчина, похожий на чиновника, поет о женщине, которую другие женщины считают сумасшедшей. Официант, улыбаясь, подошел к ним.
– Не ждал тебя сегодня, Элена. Ты слишком поздно ушла вчера…
– А сегодня не дай мне остаться до конца. Один час, и я ухожу.
– Тебе как обычно?
– Да.
– А сеньору?
– Пиво, бутылочку «Мау», – поспешил сказать Сарате.
Элена могла многое понять про человека по тому, что он пьет, и гордилась этим умением, но про человека, выбравшего бутылку «Мау», она не понимала ничего. Разве только что он мадридец.
– Что значит «как обычно»? Граппа? – спросил он.
– Да, но какая именно граппа, зависит от времени суток. Ближе к ночи мне нравится стравеккья, выдержанная в деревянных бочках два-три года.
– Советская машина, граппа, караоке… Ничего не скажешь, вы своеобразны, инспектор.
– Ты еще ничего обо мне не знаешь. И мы пришли сюда работать. Скажи, что необычного ты заметил в квартире Сусаны?
В присутствии инспектора Сарате чувствовал себя напряженно и старался держать ухо востро; он не смог ничего добавить к тому, что они уже обсудили: что в квартире поразительно мало личных вещей, не считая одежды, и что там нет роутера.
– Больше ничего?
– Ничего. А что увидели вы?
– Мало, как и ты. Есть ощущение, что квартиру зачистили. Но кое-что все-таки привлекло мое внимание.
Элена рассказала о картине Лемпицкой, которая могла что-то значить, о фотографии Лары в ящике стола и о магните на холодильнике с точно такой же бабочкой, как на татуировке у Сусаны.
– Это мало, но все же. Мы все равно найдем того, кого ищем.
– А если нет?
– Отдел всегда находит, просто не надо слишком спешить. Не забывай, у нас всегда есть преимущество перед убийцей. Мы можем двадцать раз ошибиться, но попав в точку один раз, мы его тотчас раскроем. А ему может повезти двадцать раз подряд, но стоит хоть раз ошибиться, и мы его поймаем. Чистая статистика.
Сарате слушал бы ее и слушал, но тут по громкой связи объявили:
– Элена!
– Моя очередь.
Она вышла на сцену и взяла микрофон, ее приветствовали аплодисментами, зазвучала музыка.
– Suona un'armonica, mi sembra un organo, che vibra per te, per me, su nell'immensità del cielo[7].
Сарате не любил такую музыку; Мину он никогда и не слышал, единственной итальянской певицей, которая ему нравилась, была Рафаэлла Карра. Однако приходилось признать, что инспектор поет очень хорошо: она смогла
Звучит гармоника, а мне кажется, это орган поет для тебя и для меня в необъятности неба (
