со дня его формирования, и испытали вместе с ним беспорядочную мучительную суету, напряжение и нечеловеческую работу в период отступления в 1941 году, ужасы боёв под Невской Дубровкой, голод в осаждённом Ленинграде, тяжёлые бои в Синявинских болотах, да и, вообще, всю многострадальную жизнь медсанбата. Алёшкин понимал, что со многими своими теперешними сослуживцами он уже больше не увидится никогда, и это, конечно, волновало и расстраивало.
Думал он и о своём детище – стандартных разборных сооружениях: будут ли ими пользоваться в медсанбате, не забросят ли их где-нибудь в лесу при очередной дислокации, а то ещё хуже – во время предстоящей зимы не сожгут ли щиты в печках.
Перед отъездом он пытался договориться с Прониным и Сковородой о замене некоторых из этих помещений на палатки, но те не согласились.
Думал он и о Кате Шуйской. «Что ж, видно, уж такая судьба», – мысленно говорил он себе, как часто говорят люди, стараясь оправдаться, пусть даже и в собственных глазах…
Но вот кончилась лежнёвка, пролетели полтора десятка километров шоссе, и машина снова свернула в лес, переехав железную дорогу около станции Жихарево. До госпиталя оставалось около двух километров. Здесь шла, хотя и просёлочная лесная дорога, но хорошо наезженная, плотная и лишь в двух местах имевшая недлинные гати и мостики, проложенные через болотистые речушки. Дорога эта вилась между высокими елями и соснами и, как говорили наши лётчики, не раз проверявшие маскировку тыловых учреждений армии с воздуха, почти совсем незаметная.
Хорошей маскировке подъездов и палаток госпиталя Борис особенно и не удивлялся. Они умудрялись маскировать подъездные пути, землянки и палатки медсанбата так, что приезжавшие из тыла работники, приближаясь к ним на несколько десятков шагов, не могли их разглядеть. Причём на создание такой маскировки отводилось всего несколько часов, а через пять-шесть дней всё нужно было начинать сначала на новом месте дислокации. Госпиталю, простоявшему на одном месте более полутора лет, было бы стыдно не иметь такой маскировки, чтобы совершенно укрыться в лесу от глаз наблюдателя, в том числе и воздушного.
Правда, полковой госпиталь № 27 в этом отношении всегда ставился в пример другим учреждениям. Кроме стараний начальника и личного состава госпиталя, в маскировке ему помогала и местность. Высокий, густой лес позволял так разместить все строения, что их трудно было заметить.
Было в своё время придумано и несколько остроумных приспособлений использования местности. Крыши всех бараков и полуземлянок засыпали землёй, на которой сеяли овёс. Летом своей зеленью он совершенно скрывал очертания крыш. В некоторых помещениях и даже палатках, в самой середине оставляли нетронутыми большие деревья, которые своими кронами надёжно маскировали их.
Между прочим, даже в доме начальника госпиталя, внутри, у одной из стен стоял ствол огромной сосны, крона которой укрывала дом. Кроме
