под купол клетки перья, но силы ее уже на исходе. Все повторяется. Снова сон. Снова рассвет. Снова крик.
Огнем заботливо объята каждая частичка, каждая клеточка в этот миг воистину хрупкого тела, беспокойно мечущегося на походной кровати. Мгновения растягиваются в вечность, а время то замедляется, то бежит быстрее, то вовсе останавливается. Минуты, часы или дни становятся одним целым.
Пытка кажется бесконечно долгой, пока что-то прохладное не остужает опаленную пламенем кожу. Как путник, сгорающий под полуденным солнцем посреди степей, получивший миску студёной воды с жадностью дикого зверя припадает к ней, так Мэй старается даже во сне придвинуться к источнику спасительной свежести.
Вдруг кто-то некрепко, мягко сжимает ее пальцы, делясь, даря силы, способные выдернуть из лап сонной агонии.
Удивительно четко слышен голос – совсем рядом, – если сконцентрироваться на ладони в объятии чужих ладоней. На щекочущем приятном покалывании на кончиках пальцев.
– Прошу, не двигайся, Мэй! – Отчаянно, боги, как отчаянно, имя ее звучит. Снова настоящее имя! – Иначе придется звать лекаря.
Да, да – лекаря нельзя.
Мэй старается кивнуть, но не уверена, выходит ли. Ее руку отпускают и тут же что-то прохладно-мягкое снова касается рваной раны, даря восхитительнейшее долгожданное умиротворение. Она терпеливо лежит, стараясь не шевелиться.
Непослушное дыхание выравнивается, и Мэй понимает, что чувствует аромат свежей мяты и горечь сока толченых трав, и плавящийся сладковатый воск свечей.
– Вот так. – Со взмокшего лба аккуратно убирают прилипшие пряди, а она уже сознательно поворачивает голову чуть на бок, следуя за мимолетным касанием. – Ты молодец.
Словно укротил поглощающий ее смертельный огонь, – и нужно лишь открыть глаза, чтобы увидеть!
– А теперь поспи, – убаюкивая, ее накрывают прохладной мягкой тканью. Противиться тихому властному голосу и ставшему вмиг расслабленному потяжелевшему телу невозможно. Мэй наконец-то засыпает спокойным глубоким сном, который кто-то бережно охраняет.
*Диюй – «подземное судилище», Ад.
**Верность, отвага, честность.
***Обоюдоострый меч 70-80 см.
Песнь вторая. Первое пробуждение
Два раза сменяют друг друга серп луны и солнце, прежде чем Мэй открывает глаза. Два дня и две ночи непробудного сна и капель воды с горечью каштанового меда на губах, запахов мяты и плавящегося воска, тихого шепота и невесомых целительных прикосновений ко лбу и вискам, к кончикам пальцев и ладони.
Словно импульсы, потоки кристально чистой энергии пробегали под кожей, устремляясь к месту, где болело – и рана затягивалась. Кровь становилась гуще и не покидала ее тело. Эти мгновения, полные волшебства и трепетной нежности, отзывались в груди чем-то, что вытесняло боль.
Ох, боги! Если же должно быть плохо, но отчего-то так хорошо – что есть плохо, а что – хорошо?
На третью ночь, когда Мэй находит в себе
