что уйду, тебя не долюбиви не узнав, что для тебя я значу,
уйду, любовь свою к тебе убив,
отдав другому счастье и удачу.
Отдам другому запах твой и смех,
и губ тепло, и трепетное тело,
он станет для тебя роднее всех,
а я уйду, как ты того хотела.
Отдам дыханье, твой лукавый взгляд,
то, от чего я как снежинка таю,
тебя оставлю, не взглянув назад,
уйду, а встретив снова, не признаю.
Мы оба знаем – время истекло,
я опоздал, а ты не торопилась,
и лопнула надежда, как стекло,
и в сердце безнадёжность поселилась.
Уйду совсем, тебя перечеркну,
как записи ненужные в блокноте,
но прошлое своё не упрекну,
лишь скорость увеличу в повороте.
Что ж, вышло так, и нам не повезло,
жизнь нас, в конце концов, не обвенчала,
и незачем судьбе своей назло
пытаться всё переписать сначала.
Пусть даже, если рок несправедлив,
я от судьбы глаза свои не прячу…
Жаль, что ушёл, тебя не долюбив,
и не узнал, что для тебя я значу…
Стынет озеро…
Стынет озеро тихо и жутко,
в полынье в окружении льда
замерзает затравленно утка,
та, которой лишь путь в никуда.
Два крыла крякве дробь перебила,
не взлететь ей уже никогда,
а того, с кем гнездо разделила,
помнит небо и эта вода.
День, другой… и, бедой своей клича,
утка выбрала жизни лимит…
Жаль, что многим удобен обычай
оставлять – кто уже не взлетит.
Захлебнётся вечерним морозом
дикой утки отчаянный крик,
вороньё загалдит на берёзах,
и прошепчет молитву тростник.
День закончится грустною прозой,
словно саван накинуть спеша,
ляжет хлопьями снег, будто розы,
и позёмкой завьюжит душа…
Умирала женщина в палате
Умирала женщина в палате
на больничной койке… Эх, не в масть…
Медсестричка в беленьком халате
не умела в вену ей попасть.
И пока девчонка колдовала
над её безжизненной рукой,
женщина счастливо вспоминала,
как её любил не муж – другой.
Пусть и целовал её украдкой,
но она, как мотылёк в свече,
обжигаясь лаской терпко-сладкой,
засыпала на его плече.
Как ласкал до нежного озноба,
растворяясь в ней всё вновь и вновь…
Хоть в любви и не клялись до гроба,
Может, это и была любовь?
Только всё же не сложилось счастье,
не ему она сказала: «Да».
Всё равно – и в солнце, и в ненастье
помнила о нём она всегда.
Долг его – поднять на ноги сына,
долг её – пред мужем и роднёй…
Быть бы вместе им одним единым,
быть бы вместе им одной семьёй.
Так
