Муса летал на самолёте лишь однажды и самыми волнительными минутами для него показались те, когда пилот лениво болтал с пассажирами из кабины, а стюардессы помогали пассажирам удобно устроиться. Он помнил цоканье застёжек ремней, гул рабочих моторов и других механизмов чудо-рыбы или чудо-птицы и абсолютную тишину, когда самолёт отрывался от земли и казалось, пассажиры не дышали и всё внимание было подчинено молитве. А ещё, помнил безмолвное спокойствие там, высоко за облаками. Перелёт из Грозного в курортный Адлер запомнился маленькому мальчишке как невероятный прыжок дельфина над водой…
Муса ощутил урчание живота, требующего еды, которая могла бы приглушить голодные звуки, но быстро понял что ошибся. Урчал не живот. Внизу, под домом, он заметил крадущийся по асфальту БТР в окружении солдат и поспешил уйти с крыши. Мать всегда запрещала ему смотреть в их сторону. Боялась, что те могли принять его за ваххабита, готовившего нападение. Или – его взгляд мог выдать ярость или того хуже, злую отцову решимость ни за что не прощать врагов.
– Где был? – взволновано спросила мать, строгая и собранная, словно не её он видел пятнадцать минут назад в постели спящей.
– Нигде, – понурив голову, соврал Муса.
– Опять ходил на крышу? – догадалась она.
– Да.
Глаза матери наполнились печалью, она ссутулилась и отвернулась. Муса без слов понял, что его слова её расстроили.
– Нана…
– Ты забыл, чей ты сын? – строго спросила она. – Почему позоришь отца?
Муса не совсем понимал, как можно позорить того, кого не было среди живых: покойнику всё равно. И как забудешь, – он сын отца, – люди одной крови, одной веревки.
В минуты материнских нравоучений Муса представлял, чтобы сказал отец на ту или иную его провинность. Вспоминал его лицо, по которому редко скользила улыбка, всё–таки склоняясь к тому, что вероятно тот не стал бы тратиться на слова, а вознаградил бы крепким подзатыльником, который научил бы его хорошим манерам. Материнский гнев не пугал Мусу. Он был похож на благородное негодование, беспомощное и слабое, и иссякал едва начавшись, мать не умела злиться на сына подолгу.
Тем временем преодолев полтора километра пути на север, сапёры оказались там, где дорога сузившись, изгибалась вправо и терялась за серой многоэтажкой. Через триста метров на левой стороне дороги стоял крепко сложенный блокпост, на котором несли службу ставропольские омоновцы, а западнее, в глубине, находилась 'вторая' застава, обозначенная на всех штабных картах как ротный опорный пункт второго оперативного батальона. Здесь же был расквартирован и его штаб. Командовал батальоном майор Виталий Непеин, которого за схожесть фамилий и звания в шутку прозвали 'майором Пэйном', был такой киношный герой в середине 90–х.
Как того требовала боевая задача, сапёры провели разведку
