запах пертусина, напоминавший об аптеке, где немолодая продавщица оказалась единственным человеком, кто за прошедший месяц был добр к астматику.
Откашлявшись, мужчина обтер губы рукавом, глубоко вздохнул и, отпустив наконец-таки столб, двинулся дальше. Одиночество шло в ногу с ним.
У одной из вывесок, испорченной дешевыми неоновыми лампочками, человек вновь остановился, потер побелевшим от холода кулаком нос и толкнул дверь. Та оказалась запертой. Он повторил попытку, приложив весь остаток сил, результата не последовало и на этот раз. И только тогда в ослабленном холодом и усталостью мозгу назрело верное решение. Он потянул на себя, дверь легко поддалась, и в лицо ему ударило теплом и густой смесью вкусных запахов.
Одиночество поспешило, рванулось с места, проскользнуло за мужчиной, чудом избежав удара дверью. Он между тем выбрал самый дальний столик с расчетом на то, что обратный путь к выходу подарит ему лишнюю минуту тепла. Не заставил себя ждать тощий официант. Человек в пиджаке, пряча руки под столом, осмотрел содержимое кошелька. Затем со стеснением, переходящим в раздражение, посмотрел официанту прямо в глаза:
– Кофе.
– Что-нибудь еще?
– Нет, только кофе. – Грубость не смутила халдея, сам же клиент покраснел от стыда, от осознания своего положения, из-за отсутствия денег и состояния промозглой окоченелости. Он свернул в это сомнительное заведеньице от того только, что продрог до кончиков волос. Но теперь, когда он сумел разогнать кровь в руках и с глаз спала морозная пелена, он очень стеснялся того, что его как оборванца выставят вон. Казалось мужчине, что прочие посетители разглядывают его, усмехаются и призирают.
Тогда он расправил плечи, руки положил на стол и принялся барабанить пальцами, старательно изображая человека, очень спешащего по своим делам, настолько занятого, что может заказать лишь чашечку кофе, которую выпьет залпом и тут побежит дальше. Он потому только пришел в пиджаке, что поставил машину у самого входа, он очень занятой человек.
И, несмотря на то, что никто не обращал на него внимания, человек продолжал играть, выдуманную им роль.
Одиночество, невидимое и неслышимое, до поры неощутимое полностью, село напротив, бессовестно разглядывая мужчину. Оно долго считало морщины на его лбу, затем прошлось по горбинке орлиного носа и впилось взглядом в обветренные губы.
Принесли кофе. Чашка, щедро парившая густым ароматом, манила, обещая тепло, дразнила голодного запахом. Но человек выдержал паузу, пару раз сжал и разжал кулаки и затем только позволил себе небольшой глоток. С огромным усилием он оторвался от напитка, делая вид, будто бы кофе слишком горяч для того, чтобы его выпить залпом. Он с беспощадной четкостью понимал, что находиться в зале может ровно столько, сколько будет пить этот несчастный дешевый кофе. Он старательно выжидал, но, казалось, время нарочно бежит вперед: еще не согрелись ладони, а кофе уже остыл. Тогда он, обежав взглядом лица посетителей, нарочито громко и скоро опрокинул в себя
