каждый раз, когда король ронял свой головной убор. Чтобы стать богаче, конголезцам необходимо было инвестировать – например, покупать плуги. Но такие инвестиции не окупились бы: все результаты прироста производства, которого можно было бы добиться, используя новые технологии, были бы экспроприированы элитой во главе с королем. Вместо того чтобы инвестировать в повышение производительности сельского хозяйства и выходить на рынок со своей продукцией, конголезцы вынуждены были отодвигать свои деревни подальше от городов и дорог – то есть от потенциальных рынков сбыта, – и все это ради того, чтобы избежать ограбления со стороны королевских чиновников и не быть захваченными работорговцами.
Таким образом, мы можем утверждать, что причиной ужасающей бедности Конго были экстрактивные экономические институты, которые заблокировали его движение к процветанию и едва ли не повернули его вспять. Правительство Конго не обеспечивало своих граждан общественными благами и услугами, даже такими базовыми, как защищенные права собственности и поддержание законности и порядка. Наоборот, государство и было главной угрозой собственности и личным правам. Работорговля означала, что наиболее важный из всех рынков – инклюзивный рынок труда, на котором люди могут выбрать себе профессию и место работы наиболее эффективным для экономики образом, – просто немыслим. Более того, торговлю между городами и международную торговлю, а также все крупные коммерческие предприятия контролировал король, и эти предприятия могли принадлежать только кому-то из его окружения. Как только португальцы принесли в Конго письменность, элита быстро стала грамотной, однако король не предпринимал попыток распространить грамотность на основную массу населения.
Несмотря на то, к какой ужасающей бедности они приводили, экстрактивные институты в Конго были в своем роде безукоризненно логичными: они приносили узкой группе людей, королю и его окружению, огромные богатства. В XVI веке король Конго вместе со своим двором могли себе позволить импорт предметов роскоши из Европы, а в повседневной жизни были окружены многочисленной прислугой и рабами.
Корни экономических институтов Конго растут из распределения власти между разными группами в обществе, то есть прямо связаны с институтами политическими. Ничто, кроме восстания подданных, не могло помешать королю распоряжаться чужой собственность и даже личной свободой конголезцев, любой из которых мог быть в любой момент продан в рабство. Но хотя угроза восстания и была реальной, но все же недостаточной, чтобы защитить собственность и свободу людей. Политические институты Конго были в полной мере абсолютистскими, то есть не накладывали на элиту и короля вообще никаких ограничений, одновременно лишая остальное население какого-либо права голоса.
Разумеется, легко увидеть разницу между экстрактивными политическими институтами Конго и инклюзивными политическими институтами,
