за которую якобы несет Народный фронт.
Однажды утром ко мне приехал Сиснерос и сообщил, что только что в военное министерство прибыл генеральный директор Управления безопасности и принес плохие вести.
Он привёз список с фамилиями четырнадцати военных-республиканцев.
Из них Сиснерос запомнил Фараудо, Кастильо, Морено, Гонсалеса Хила и свою, под четвертым номером.
Оказалось, что несколько дней назад этот список попал в руки полиции. Там не обратили на него особого внимания, так как в Управлении безопасности имелось много подобных списков с именами республиканцев, которым правые угрожали расправой.
Однако в данном случае дело оказалось значительно серьезнее.
В то утро около своего дома выстрелом в спину был убит капитан Фараудо.
С ним расправились только за то, что он был республиканцем. Его имя фигурировало первым в этом списке.
Напряжение в Мадриде достигло предела.
Редкий день мы не получали сообщений, что восстание назначено на такой-то день.
Партии и организации Народного фронта срочно мобилизовывали своих членов, устанавливали ночные дежурства.
С огромными усилиями, несмотря на сопротивление военного министра, нам все же удалось поставить на наиболее важные посты верных республике военных.
К сожалению, офицеров-республиканцев, на которых можно было бы полностью положиться, не хватало.
Среди офицеров было много колеблющихся. Я лично опасался, что большинство из них примкнет к восставшим.
Каждый раз, когда поступали сведения о дне начала восстания, а такие сообщения приходили ежедневно, мы… коммунисты… организовывали по ночам службу специального наблюдения. Все это страшно утомляло и выматывало нас.
С каждым днем дебаты в кортесах становились всё более ожесточенными.
Я занимал место на дипломатической трибуне, откуда наблюдал за горячими спорами депутатов.
Однажды Сиснерос предупредил меня, что предстоит особенно бурное заседание.
Действительно, в тот вечер я стал свидетелем, пожалуй, самых интересных дебатов в кортесах того созыва.
Первым говорил Хиль Роблес – один из главарей реакции, которого безоговорочно поддерживала церковь. Он защищал предложение, выдвинутое правыми.
Я всегда испытывал к нему личную антипатию. Но в тот памятный день после его циничных и наглых обвинений в адрес Народного фронта я почувствовал ненависть и презрение к этому политикану, так бесстыдно искажавшему факты.
Затем выступил Кальво Сотело. Он яростно нападал на Народный фронт, приписывая ему преступления, совершенные правыми и фалангой.
Меня особенно поразила та часть его выступления, где он хвалил НКТ-анархические профсоюзы.
В своей речи премьер Касарес дал отпор Кальво Сотело, обвинив его в антиреспубликанской деятельности.
И
