и вся его сопутка – а ее на самом деле было – раз, два и обчелся – детский садик да сами общежитские службы. Время для раздумий отколовшейся части жильцов отпускалось немного, но вполне достаточно, чтобы привести в соответствие свой рабочий статус.
– Не вернусь я на комбинат – и не уговаривайте – заявила Светка. – Что я там не видела? Опять кости тухлые ворочать? Нет уж, спасибо.
– Уборщицей устройся здесь, Свет. Возьми один или два подъезда. Работы на два часа в день. Зато комнату за собой закрепишь.
Казалось выражение ее лица сменилось с полностью отсутствующего на заинтересованное. Но не на долго.
– Это мне тогда мусоропровод придется выгребать. Да там сам черт ногу сломит. Не буду.
Продолжала капризничать и упираться Светка все два отпущенных на раздумья месяца, и все эти два месяца ее уговаривали практически всем подъездом.
– Ты хотя бы на это время устройся, пока с ордерами вся канитель не пройдет. А закрепишь жилье – потом делай, что хочешь. – вещали соседки, сменяя одна другую, а толку от таких уговоров было мало. Вернее – совсем не было.
– Я сама все знаю. Что пристали? – под конец огрызалась Светка.
Ее действительно достали – ходили по пятам, пытались вразумить, объясняли одно и тоже по десять раз на дню. Она лишь раздраженно отмахивалась от надоедливых доброжелателей, а про себя считала, что все само собой утрясется без всякого с ее стороны напряга. Сколько она на комбинате не появлялась – лет пять? Ну и что? Живет здесь по сей день – и никто ее до сих пор никуда не выгнал. Это вселяло уверенность, что и не выгонят, и будет она так и дальше тут жить. Тем более что здесь, в родном подъезде, как в деревне – все друг друга знают, в беде не оставят и всегда помогут. Да разве могла Светка, и все мы заодно с ней вместе предположить – разве только в страшном сне, что в скором времени все изменится, и жизнь станет много жестче, и отправит ко дну всех, кто не способен выплыть, и не посчитается ни с чем.
Теперь она металась по подъезду в надежде пристроить свои нехитрые пожитки, что вылетали прямиком на пол лестничной клетки через распахнутую дверь. Дверь бывшей ее, Светкиной, квартиры. На смерть перепуганный Максимка ревел в голос, и громче сына голосила бесцеремонно вышвырнутая за порог Светка:
– Вы что делаете, вы…, вы…,вы…
В какой-то момент на узкой площадке стало негде ступить от скомканных в беспорядке тряпок, и дверь соседней квартиры приоткрылась, среагировав на истошный Светкин вопль, и тут же захлопнулась в испуге. У самих места мало – куда еще чужие вещи девать. Но откликнулись с пятого этажа бывшие ее соседки – распихали по пакетам, сложили на антресоли, на балкон. И отчего-то виновато заверили -
– Ты только не волнуйся, ничего не пропадет, Свет…
Затем накапали карвалола, заварили чай, успокоили, как могли, и снова надавали советов.
–Ты иди, добивайся, Свет…
И Светка ушла, прихватив с собой Максимку.
Тем временем на лестницу вслед за тряпками полетела никудышная Светкина мебель,
