ках, переступала с ноги на ногу под неподвижным взглядом пятого деревенского Святого. Она старательно держала взгляд опущенным, но не в пол, а в табличку на его груди. Сверху на полированной поверхности было написано “Святой Томо-кузнец, распорядитель земель”, а снизу одной строкой появлялась его речь, обращенная к грешнице, и буквы там сейчас так быстро мелькали, что будь Святой обычным человеком, он бы, вероятно, орал.“Как посмела ты тревожить покой мертвых? Нет у тебя ни капли почтения ни к предкам, ни к соседям, ни к Святым?”
“Кто надоумил тебя, скудоумную, раскапывать могильную яму?”
“Как посмела ты касаться костей и трупов?”
Мойра всхлипнула и вытерла грязным рукавом нос. Она и сама не знала, как так вышло.
“Как посмела ты достать из могилы труп усопшего Альдо?”
“Не думаешь о себе, о своей душе, пожалела бы его, бо теперь его посмертие нарушено и никто не знает, что теперь будет с ним, проснется ли он на последний бой и последний суд.”
“Ты прожила бы свою жизнь, и в посмертии вы встретились бы, презрев отчаяние, в жизни вечной, а теперь никто не скажет, будет ли эта встреча, бо ты навлекла проклятье на вас обоих своим неразумным.”
“Навсегда разлучены, и оба прокляты”.
– Но, – икнула Мойра и снова вытерла нос. Если ей и было страшно до того, то сейчас стало еще хуже. – Но … Он меня сам позвал. Альдо. Он позвал меня! Он сказал, что земля давит ему на грудь, что дышать нечем, и снизу костяные руки хватают и держат. Он звал меня, – девушка всхлипнула. – Святенький Томочка, я же ничего не сделала плохого! Он просто меня позвал, и я пошла ему помочь. Он сказал мне, мне сказал, сам сказал, что он живой, что его живого закопали!
“Глупая женщина, бо не понимаешь, что без слова Святых никого в землю не положат, никого не упокоят. Лично я и Святой Ляшко-мельник охотника Альдо смотрели перед похоронами, и все обряды провели. Мертв он был, женщина, мертвее некуда, упокоилась его душа и уснула, чтоб ждать очищения тела, да ты всему помешала.”
“Глупая ты, грешная женщина, бо его спасение отняла и свое, тоже”.
В душе у Мойры все переворачивалось и гудело, и ныло, как растревоженная рана.
– Но он говорил со мной! Он сам пришел ко мне, и помощи просил, как я могла не слушать его?
Святые не испытывают эмоций, их нельзя разжалобить, да Мойра и не пыталась – ей просто было больно и страшно, и ощущение, что она совершила непоправимую ошибку, нависало над ней, словно карающая длань Святого.
“То был не он, а злой дух. Злой дух тебе нашептал в уши, бо честный мертвец не говорит, не приходит к живым. И под научением злого духа ты душу свою запятнала, и посмертие у Альдо-охотника отняла. Горе тебе, женщина неразумная, большое горе.”
Мойра обхватила себя руками, попыталась что-то сказать, но горло сжало слезами, и вместо слов выходил какой-то звериный вой.
“Только что делать теперь с тобой – не понятно, бо согрешила ты так, что мне, убогому, и не определить меры вины твоей.”
Между собой Святые и вовсе не говорят – никогда и никто такого не видал, но как-то между собой они связаны. Святые в одной деревне обычно знают решения друг друга, и все, что происходит, а про соседние поселения – уже меньше. Что и говорить за дальние земли – конечно, Святым видно и слышно дальше, и какие-то отголоски до них долетают вперед обычных вестей, но все равно – не так крепка связь.
“И никому из Святых нашей деревни того не дано.”
Святой Томо-кузнец был самым молодым из святых деревни. Он встал всего-то лет сорок назад, и отец Мойры еще помнил те времена, когда Томо не было в доме старейшин. А Мойрин дед помнил его простым человеком, вот так вот, только не рассказывал ничего и никогда, только скрипел, кряхтел и приговаривал, что было же тогда времечко.
“Должна была ты сразу ко мне прийти, когда злой дух тебя позвал, ко мне или к любому из своих Святых. Но ты пошла на кладбище, и в ночи, как проклятая, раскопала могилу, тело Альдо достала и осквернила своим прикосновением. Идти тебе, женщина, к Святому Престолу, испрашивать Святого суда, молить о прощении и каяться. Бо если будешь ты искренне просить, может, отмолишь свой грех, и Альдо в посмертие счастливое отпустишь с миром.”
– К Святому Престолу? В город? – ужаснулась Мойра. Она дальше ручья никуда не ходила сама, и с отцом дальше окружной ярмарки и не бывала. – Как же я туда пойду?
“Пешком”, – ответил Святой строго. – “Бо как кающаяся грешница должна пешком идти, сбивая ноги в кровь, весь путь от своего порога до Святого престола. Собирайся и иди, и знай, что не ждем мы твоего возвращения без прощения, без покаяния.”
– Но,
