те, кто этой земли, – кивнул Альдо. – Я так думаю. Мать меня предупреждала, что у нас, наполовину чужеземцев, может быть все не так, как принято в этой стране. Только вот она надеялась, что умрет вперед нас обоих, меня и сестры, и мы сможем выяснить, что именно будет с ней, и заранее решить все для себя.– Погоди, – Мойра на ощупь опустилась на сухой ствол старого поваленного дерева, очищенный от веток поколениями ходящих за дровишками детей, и во все глаза уставилась на Альдо. Вернее, на его призрак. И на всякий случай котомку перед собой выставила, словно та могла ее чем-то защитить. – Но как же так, что Святые про такое не знают?
– Или не хотят знать. Или не говорят. Мать рассказывала, что когда научилась местному языку, то пыталась говорить со Святым Лоуно, а потом и с Бово, и с остальными, о том, что ей не можно умирать, как местным, и хоронить с местными нельзя. Она потому и детей больше рожать забоялась, вдруг кто не выживет? А что делать, не понятно.
– И чем она такая другая?
– Все люди в ее родном краю посвящены Незримым. И святование, она верит, ничего не меняет, потому что метка Незримого дается до рождения. Как только она понесла мной, она говорила, она знала, что на меня посмотрел Незримый Охотник. А на сестру – Незримая Пряха. А похоронить того, кто посвящен Незримому, как хоронят тут – нельзя. Встанет и пойдет, да не как Святой, а совсем даже наоборот. Поэтому надо сжечь. Мать всегда говорила – что ее, если что, надо выкопать обратно и тело предать огню, как делают на ее родине.
– А что же она сама тебя не выкопала?
– Да отец ее запер, и сестру, тоже. С ума, говорит, сбрендили совсем от горя, кто же хоронит в огне?
– Так тогда нет чистого тела, чтобы воскреснуть в конце времен, на последний суд и последнюю битву. Если сжечь-то.
– Вот именно это он и сказал. А от меня и вовсе отмахивается, как от злого духа. Только ты не отмахнулась, так что тебе и доделывать то, что было начато.
– Это что еще?
– Выкопать меня опять и сжечь.
– Это ты сбрендил совсем. Меня уже изгнали из-за тебя!
– Так, значит, уже и бояться нечего. Самое худшее – уже случилось. Разве нет? Эй, выше нос, кусок мяса. Зато ты точно знаешь, что ни на что такое меня не обрекла, что там тебе Святой Томо пел.
– Так это что же, меня зря изгнали, что ли? – встрепенулась Мойра. – А как же быть?
– Тебе, в любом случае, идти к Святому Престолу, получать свою епитимью. А мне надо сжечься, понимаешь? Иначе я сам тебя, как пить дать, прокляну. Буду ходить за тобой и жужжать, пока ты не чокнешься еще раз.
– А я на тебя святой землей.
– А я в ней лежу! И толку никакого.
Это было правдой. Если дух Альдо в самом деле прошел сквозь Святую землю, да еще и кладбищенскую, и отправился ее донимать, значит, такие вещи на него не работают, и от этого Мойре становилось жутковато. Впрочем, выкапывать его труп во второй раз тоже было жутенько, да и вообще – во что она ввязалась то? Ни за что, получается,
