понятия не имела, куда они идут, она никогда не бывала в этой части земель Благочинья, и не знала, как отсюда будет выходить, когда ее дело с Альдо будет сделано. Ей казалось даже, что на самом деле она уже умерла, и все, что сейчас с ней происходит, не имеет никакого смысла и никакого значения. Разве она могла сделать что-то такое? Выкопать труп, ходить с ним по лесу, уронить в реку Святого?..О, нет.Внезапно Альдо остановился, и Мойра выглянула из-за него, очень осторожно, опасаясь уже того, что могла бы увидеть. Но впереди был только идиллистический грот в каменном холме, с обратной стороны которого, судя по звуку, тек ручей, а перед гротом и частично внутри него были видны следы кострища.
– Здесь, – Альдо частично вылез из своего тела, чтобы подтвердить вслух то, что уже и так было понятно. – Иди назад, собери побольше дров, и я соберу, с другой. Нам нужно много дерева и много растопки.
Что-то было в этом жуткое – они говорили, в конце-концов, о том, чтобы сжечь его, а не о каким-то просто обычном костре. Но приходилось просто не думать – отгораживаться стеной из песен и потешек в своей собственной голове от странных и тревожных мыслей, от осознания и событий, от сомнений и проклятий. И, когда она возвращалась к гроту в третий раз с полными руками веток и сухостоя, шаги и шорох впереди ее даже не встревожили – ведь Альдо где-то тут был.
Но это был не он – когда Мойра вышла к гроту, какой-то незнакомый мужчина поднялся на ноги от тщательно собираемого ими древесного ложа и улыбнулся ей широкой улыбкой.
– А что это ты тут, девонька-красавица, делаешь?
Мойра плотнее прижала свою ношу к груди, а ноги сзади немного ослабли, мешая даже шагнуть назад. Не к добру это. Очень-очень не к добру, все хуже и хуже.
– Костер, – сказала она с трудом. – Развожу.
– А зачем тебе, девонька, ночью-то в лесу костер?
– С-согреться.
– Так я тебя и получше костра согрею, – шагнул к ней мужик, и Мойра очень четко, словно ясным днем, увидела, как именно он собирается ее греть. Ночь, кругом никого, одна одна тут среди леса, ничейная, ничего не будет этому охотнику ни от кого ни за какое деяние над нею. Хоть убить может – никто не хватится, никто не спросит. Мойра уронила ветки, которые держала, наземь и попыталась шагнуть назад. Но мужик был быстрее – перехватил ее за руку, поймал другую, и даже никуда не потащил, просто наземь повалил и сам резко навалился сверху, хрипя ей в лицо.
– Сейчас согрею, так согрею, вовек не забудешь!
– Отпусти! Пусти! Пусти, прокляну! – закричала Мойра, пытаясь вывернуться, сбросить его. Обо всем она забыла в этот момент, ничего не знала, кроме того, как чужие грубые руки выкручивали ее, как никто никогда не делал, и пытались содрать и задрать одежду. – Пусти меня, идолище нечистое!
– Как согрею, – приговаривал он. – Так и отпущу.
А потом что-то мелькнуло сверху, и мужик всей тяжестью осел на ней, придавливая на несколько мгновений так, что даже дышать было больно. Мойра закрыла глаза и приготовилась то ли умереть,
