я и Бог, Бог и я постоянно присутствовали в понимании, мировоззрении и психологии русских путешественников, отражая общее религиозное мировоззрение средневековой эпохи339. Уже в начале своих путевых записок они подробно описывают святые места, связанные с жизнью и деятельностью Иисуса Христа, с Библейской историей и Священным Писанием, пересказывая в ряде случаев местные легенды, вводя в текст повествования апокрифы. Святая земля для них – это прежде всего место событий священной истории, свидетель присутствия Бога на земле, а окружающий мир – мир Библии и святых, ориентированный на власть высших небесных авторитетов.
Почти абстрактное понимание мира, как явления Божественного, отличает хожение игумена Даниила. Сакральное пространство Иерусалима и Палестины как бы изымается из реальной жизни с ее обычным временем и пространством и противопоставляется ей как всегда пребывающая на земле область вечно сущего (например, описание дуба Мамврийского, священной реки Иордан и др.). Уже по пути от Константинополя до Яффы он подробно фиксирует реликвии, места захоронения святых и населенные пункты, связанные с текстом Нового завета и апокрифической историей апостолов. Часто цитирует Библию, рассказывая о явлении архангела Михаила Иисусу Навину, о молитве Авраама, о хожений Иисуса Христа по воде и прочих библейских сюжетах. Среди апокрифов, как отмечал М.Н. Сперанский, есть прямые цитаты из Первоевангелия Иакова340. В этом сочетании временного и вечного, телесного и духовного, земного и божественного отразилось понимание русским автором мира и места в нем православного человека.
Влияние религиозных традиций особенно заметно в главах, которые описывают святые места и церковные архитектурные сооружения. Через символы Даниил и его последователи – авторы XIII-XV вв. – воспринимали окружающий мир, природу. Символичным представлялось само пространство, поэтому истинными духовными центрами считались Царьград и Иерусалим, а паломничество к ним рассматривалось как возможность истинного духовного возвышения.
XIII столетие не привнесло значительных изменений в картину мира русских путешественников: она по-прежнему была пронизана идеей повсеместного пребывания Бога. "Приидохом в Царьград. Преже поклонихомся святей Софъи и пресвятаго Гроба Господня", – замечает на рубеже ХII-ХIII вв. архиепископ Новгородский Антоний341. Его путевые записки могут рассматриваться как непосредственное продолжение тех традиций осмысления действительности, которые были заложены в хожений игумена Даниила.
Царьград для Антония существует лишь как носитель святыни, хранитель священных реликвий прошлого, сакральный центр, где чудеса, мистические видения – норма жизни. Убеждает в этом сообщение Антония о чуде 21 мая 6708 г. (1200 г.), свидетелем которого он стал в храме Святой Софии: "Та жъ кандила со крестом Духом Святым вознесошася горь выше великаго креста, и паки снидоста низу тихо, и не угасла. То же было
См.:
Стремление воспринимать христианство через обрядовую жизнь, "овеществлять" веру было характерной чертой русского религиозного сознания (от игумена Даниила в XII в. до Афанасия Никитина в XV в.). Границы между естественным и сверхъестественным, реальным и воображаемым не существовало. Небесный мир был не только столь же реальным, что и земной, но и составлял с ним единое целое. Подробнее см.;
Книга "Паломник" – Сказание мест Святых во Царьграде Антония, архиепископа Новгородского в 1200 г. / Под ред. Х.М. Лопарева // ППС. СПб., 1899. Т. 17. Вып. 3. С. 1-2;
