то мыслительный процесс бомжа – даже и не прокисшему, а вот такому – волокнистому, творожистому, лохматому – «пост-» или «прамолоку», которое одновременно все, производимое из молока: творог, сыр, кефир и т, д, и… ничего, точнее, нечто в пластиковой бутылке, Никита Иванович подумал: да существует ли вообще в природе «отложенная» бандероль; удастся ли ему живым добрести до почты; как получить ее, чтобы никто не заметил; наконец, зачем ему эта бандероль?
Выходило, что он, столько лет просидевший в формалине, почти что завершивший роман под названием «“Титаник” всплывает», преодолевший абсолют осторожности, ставит собственную жизнь на кон во имя… чего?
Совершенно неожиданно (для бомжа?) Никита Иванович подумал, что самый осознанный и, следовательно, правильный выбор тот, который человек делает… не выбирая. Когда все происходит само собой. Как вот сейчас сам Никита Иванович закусывает найденными на помойке хлебом и молочком, совершенно при этом не думая, что может отравиться и умереть.
Следовательно, выбор сделан.
Но кем?
Никита Иванович более ни мгновения не сомневался, что его жизнь едва ли важнее (ценнее) того, что находилось внутри загадочной «отложенной» бандероли, И еще он подумал, что «без- выборный» выбор в арифметической (или геометрической?) прогрессии умножает волю, потому что всегда ориентирован на скорейшее достижение реальной (в его случае – получение бандероли) цели. Если же цели нет, вздохнул, пытаясь проглотить неподвластную зубам кислую бронзу, Никита Иванович, жизнь сворачивается в сыворотку (в данный момент его одолевали исключительно «пост-» и «прамолочные» метафоры), обнаруживает неприглядную структуру, превращает человека во все (мысли) и одновременно в ничто (действия), что, однако.
никоим образом не поднимает человека над жизнью, потому что, как известно, от умножения «всего» на «ничто» получается «ничто». Лучше умножить одно «ничто» – мою жизнь, решил Никита Иванович, на другое «ничто» – «отложенную» бандероль – и, быть может, получить в итоге если и не «все», так хоть что-то.
До указанного в уведомлении срока оставалось четырнадцать минут.
Никто больше не смотрел из кустов на Никиту Ивановича сквозь оптический прицел.
Собственно, и некому было смотреть, потому что Никита Иванович увидел человека с прямой тренированной спиной, со стандартной молодежной (на половине головы волосы до плеча, другая половина – бритая) прической. На плече у молодого человека плотно к локтю висела сумка, в которой и скрывался автомат с цифровым электронным прицелом. Промахнуться из этого оружия мог только слепой: электронный прицел не просто приближал, но многократно увеличивал цель, сканировал внутренние органы, к примеру бьющееся сердце или волнистый пульсирующий (мыслями?) мозг. Цель наплывала на стрелка, как с экрана. Можно было выбрать на огромном, как из фильма ужасов, лице родинку, прыщ, бородавку да и спустить курок. У Никиты Ивановича не
