почему именно так сделали, – вздыхает Машка. – Для устрашения, чтобы не было больше мыслей…
Мне понятно как раз, что такое жестокое наказание было проделано для того, чтобы, как говорил папа, «неповадно было». Мама, папа… Я сейчас опять заплачу, потому что это просто невыносимо. Вот, не удержалась…
– Иди сюда, Маша, – негромко прошу я, пользуясь тем, что другие девчонки почему-то до общей комнаты еще не дошли.
Она смотрит на меня недоверчиво, потом прямо так, на корточках, буквально подползает ко мне. Я обнимаю и ее, отчего она прижимается ко мне и плачет уже в голос. Сейчас я себя чувствую намного взрослее, наверное, потому что копирую маму. Как она меня успокаивала, как объясняла, как… И я плачу вместе с девочками. Кажется, я понимаю, почему Машка себя так повела – просто от страха. В тот день мы все были испуганы, поэтому каждый повел себя… кто-то впал в ступор, кто-то хотел только плакать, кто-то командовал, а парни вообще с ума сошли, по-моему. Сегодня они уже были сравнительно нормальными…
Нас тут не больше полусотни человек под абсолютной властью Мозга, который нас всех явно уже приговорил своими нейтронными мозгами. Очень хорошо показав, каким бывает наказание, он вызывает только страх. Мне страшно теперь, и я знаю, что большинству девчонок будет страшно.
В комнату тихо заходят другие девчонки и замирают, глядя на нас, хотя диванов тут достаточно, а Лика начинает рассказывать о том, каким было это наказание. И дело вовсе не в океане боли, в которую ее погрузил Мозг на очень долгое время, а в невозможности даже пошевелиться и увидеть, что с ней делают. Перед лицом у нее был экран с детскими мультфильмами, а сзади накатывала буквально разрывающая на части боль. Ей давали передышку, но сам рассказ оказывается таким жутким, что спустя несколько минут плачут уже все. Мозг своего добился – нам очень страшно.
– Девочки, пожалуйста, принесите зеленый и красный тюбики, – мягко прошу я негромким голосом, чтобы не напугать еще сильнее Лику, намертво вцепившуюся в меня.
– Хорошо, – кивает одна из старших, Катя, по-моему, ее зовут. – Я помогу тебе.
Она приносит дезинфектант и болеутоляющую мазь, обрабатывая затем вместо со мной ноги и тыловую часть Лики, чтобы не занести инфекцию, потому что инфекция в наших условиях – это приговор. Я знаю, что моей уверенности на долгое время не хватит, но стараюсь продержать это состояние как можно дольше, притворяясь моей мамой.
Отмершие девушки, у кого есть… были младшие братья и сестры, и сами соображают, что нужно делать, поэтому старшие вскоре успокаивают младших, а я глажу Лику. Взявшая себя в руки Машка снова становится нашей командиршей, потому что кому-то надо взять на себя эту роль – почему бы не ей? Я не против уже, понимая, что мы совсем одни.
Если бы существовал шанс перехватить управление у Мозга, тогда можно было бы развернуть огрызок корабля и отправиться на поиски мам, пап и младших, но у нас нет этих знаний,
