одной из первых реагировать на указания экипажа воздушного судна. «Что за х…?» – подумала я, слышу такое впервые, и вообще, с чего бы самолету падать, тут сразу вспомнились слова моего деда-летчика о том, что самолет, по статистике, является самым безопасным видом транспорта. Цитировать своего дедушку я не стала, потому что в тот момент мне больше хотелось процитировать Сергея Шнурова о том, что я думаю по поводу этой бортпроводниковской гиперответственности. Но, видя настойчивость в глазах этого джентльмена, я обратилась к ещё оставшейся во мне крупице глубинной мудрости и решила с членом экипажа не спорить, надеясь, что так он побыстрее оставит меня, и я смогу преспокойно вернуться к своему столь бесцеремонно прерванному сну.
После ухода стюарда я выдохнула, выпрямила ноги в свободное пространство впереди и прикрыла глаза в отчаянном желании снова забыться сном, но не тут-то было, ведь уже через минуту вновь послышался над ухом знакомый акцентный голос. В общем, о сне было суждено забыть, ибо ответственность французских бортпроводников, может, конечно, не столь бессмысленна, сколь беспощадна!
И почему один француз сегодня позволил мне хорошенько расслабиться в его присутствии, а другой заставил хорошенько поднапрячься, распалив желание вспомнить весь имеющийся у меня в запасе матерный вокабулярий?!
Благо ненависть к неугомонному стюарду длилась недолго, ровно до момента, когда с моим сиденьем поравнялись сначала тачка, а потом стюардесса с подносами, на которых располагалась упакованная в хрустящую слюду неаппетитного вида еда. Бортпроводница некоторое время разглядывала подносы, затем вернулась обратно в хвостовую часть самолета и наконец явила мне мой обед – ее приготовления были достаточно странными, ведь я не заказывала для себя ничего особенного, как бывало ранее, – ни кошерных, ни диетических блюд.
Быстро употребив свой обед, глядя на «растерзанный» на подносе упаковочный мусор, меня посетила мысль, – какое количество пластика ежедневно расходуют все рейсы мира за один день? Это же миллионы баночек, бутылочек, пакетиков… и в этот момент я обнаружила, что к упаковке влажных салфеток скотчем был приклеен кусок чуть смятого листа бумаги, на задней стороне которого просвечивала надпись.
Записка гласила: «Бежать стоит туда, откуда ты сможешь вернуться сама собой! Прекрасного полета!»
Записка была написана от руки, косым (видимо, быстрым) почерком на английском. В подписи значилось: «Ноэль».
Сначала меня захлестнула волна недоумения и даже легкой агрессии: как этот француз посмел вообразить из себя философа и подсунуть мне такое?! Я, я и только я знаю, куда я бегу… но тут я осеклась, и мой пыл пропал… А зачем? Я знаю, зачем я бегу? Я знаю от чего, но знаю ли я, зачем?!
Тем не менее, блин, ну откуда этот (да, симпатичный, не буду отрицать) француз такой проныра? Может, он психолог? Или вот так всегда успокаивает за стаканчиком дорогого вина девушек в аэропорту? Блин, бесит! Бесит и…
